«Пятая колонна» и Николай II
Шрифт:
Но «кто платит, тот и заказывает музыку». Эту истерию затормозили. Появились вдруг вполне дружественные и благожелательные публикации о России, вспомнили, что царь и британский король – родственники. А министр иностранных дел Грэй убеждал членов кабинета и парламентариев, что «Антанта между Россией, Францией и нами будет абсолютно безопасна. Если же возникнет необходимость осадить Германию, это можно будет сделать» [23].
Однако в США вбросы антироссийской пропаганды еще продолжались, и оппозиционеры всех мастей тянулись за океан. Там появился лидер Крестьянской партии России Аладьин – один из самых радикальных депутатов разогнанной I
Чайковского американская пресса окрестила «отцом русской революции», он провозглашал: «Русское самодержавие танцует над кратером вулкана, и уже слишком поздно избежать насилия и кровопролития. В России началось царство террора, и ответственность за все это справедливо возлагается на российское правительство. 84 из 87 губерний России находятся сейчас в военном положении». Аладьин от газетчиков тоже получил звучный титул – «апостол русской свободы». Он вторил Чайковскому: «Приговор царю близится, великая революция надвигается». Разумеется, это сопровождалось сбором средств.
По приглашению Чарльза Крейна в Нью-Йорк прибыл и Милюков. Его встретили вообще по высшему разряду. Для его выступления тоже сняли Карнеги-холл. Потом повезли в Вашингтон, его приняли члены правительства, была организована встреча со ста членами Конгресса США. Но все визитеры, пытавшиеся убедить американцев в скором падении монархии и подогреть их интерес к русской революции, все спонсоры, устраивавшие для них пышные гастроли, откровенно лгали.
«Кратер вулкана», о котором говорилось в речах, явно угасал. Без прямой помощи иностранных держав революционеры оказались совершенно беспомощными! В России Охранное отделение и Департамент полиции работали четко, быстро выслеживали смутьянов. Правда, система побегов из ссылок действовала исправно. Но тем, кто скрылся из Сибири, оставалось только удирать за границу. Или они через короткое время ехали обратно в Сибирь.
Столыпин обратил внимание и на Финляндию. Неоднократно докладывал царю, выступал в Совете Министров и в Думе, указывая на этот гнойник. Он говорил: «Революционеры находили себе в Финляндии, на территории Российской империи, самое надежное убежище, гораздо более надежное, чем в соседних государствах, которые с большой охотой приходят в рамках конвенций и закона на помощь русской полиции». Финские власти занервничали, что попустительство плохо кончится для них. Как бы решительный премьер-министр не добился ограничений их самоуправления! Помогать русским правоохранительным органам и вылавливать революционеров они не стали. Но и их ареста на своей территории не желали.
Когда русские жандармы вышли на след Ленина, финны предупредили, что ему надо бы покинуть страну. В конце 1907 г., минуя таможни и заставы, по льду вывели его на острова и посадили на шведский пароход. Красин задержался и был арестован. Впрочем, финская полиция спасла его от заслуженной петли. Воспользовалась тонкостями своих законов, протянула с отправкой запроса в Петербург. Высланные оттуда обвинительные материалы тоже получили не сразу, они «задержались» где-то при пересылке. А по финским законам арестованного без обвинительных материалов могли держать только месяц. Красина выпустили, и он исчез. Таким образом, большевистский «Центр» в Финляндии наконец-то прекратил существование.
«Апостол русской революции» Аладьин после своих выступлений за границей вообще не рискнул возвращаться на родину. Собранные деньги он тратил отнюдь не на революцию. По свидетельству потемкинцев, «вечно был пьян и гулял с вдовушками». Из Америки он доехал только до Англии, где и остался. Чайковский вернулся в Россию и был арестован, как и любимица американцев Брешко-Брешковская. И те же самые организации, которые устраивали им поездки по США, развернули кампанию о смягчении их участи. Петицию к Столыпину подписали 500 именитых граждан – Марк Твен, епископы Нью-Йорка и Массачусетса, несколько банкиров, ученые, мэры городов, президенты университетов.
Горький тоже предпочел в Россию не возвращаться. Из США он поехал в Италию, обосновался на острове Капри – самом дорогом курорте Европы. Устроился здесь «по-королевски», снял апартаменты в престижном отеле «Куисисиана», потом арендовал богатую виллу «Блезиус», в 1909 г. переехал на другую виллу «Спинола». Писатель не делал особого различия между личными расходами и «партийными». У него было 10 тыс. долларов, собранных в Америке «на революцию», были высокие гонорары за «Мать» и другие произведения. Однако на непомерные траты на Капри даже этих денег никак не хватило бы.
Американский историк, профессор Р. Спенс, показал, что в распоряжении Горького оказались куда большие суммы – в качестве личного секретаря его сопровождал член ЦК большевиков и помощник Красина Буренин, которому были доверены 170 000 руб., захваченные в Государственном банке Хельсинки, и попутно с пропагандистской миссией Горький с Бурениным занимались в США другим делом – «отмывкой» денег. Через американские банки меняли краденые банкноты на «чистые» [98]. Покинув Нью-Йорк, Буренин остался при Горьком, а с такими деньгами можно было пожить очень широко.
К ним на Капри после побега из Финляндии приехал Красин, и у него тоже имелись изрядные суммы – выручка от «эксов», страховка Морозова. Редакция ленинской газеты «Вперед» – Богданов, Базаров, Алексинский, Луначарский – дружно и без раздумий отправилась на Капри, к Горькому и Красину (и к деньгам). Сюда потянулись и другие гости. «Буревестник революции» принимал всех, даже случайных людей. У него каждый день был накрыт шикарный стол. Сюда наведывались погостить американские журналисты и пропагандисты Уоллинг и Струнская – подруга Джека Лондона. Приехал старый приятель Горького (и любовник Андреевой) Рутенберг. Сбежав из России, он очутился на мели и вместе с женой, с детьми целый год жил у писателя, отдыхал, лечился.
Другим революционерам пришлось в данное время гораздо хуже. Правительства и общественность западных стран относились к ним куда более прохладно, чем раньше. Эмигрантов набежало много. Денег в партийных кассах не было. Найти заработки было трудно. И если в России разные политические течения действовали вместе, то за границей они сразу перессорились. Социалисты нападали на либералов. Социал-революционеры грызлись с социал-демократами. Даже внутри партий единства не было. В рядах большевиков и меньшевиков появились ликвидаторы, отзовисты, ультиматисты, примиренцы – и все враждовали друг с другом.