Пятая женщина
Шрифт:
В зале воцарилась полная тишина.
— Почему Истад удостоился такой чести? — спросил Валландер. Он все еще не мог решить, стоит ли принимать этого репортера всерьез.
— За последние месяцы здесь произошло несколько серьезных преступлений. Правда, нельзя не признать, что летом полиции удалось навести порядок. Но теперь все началось заново. Люди хотят жить. И, между прочим, не только в памяти близких. Шведская полиция оказалась бессильной перед преступниками, которые вдруг полезли изо всех щелей. Кроме народных дружин сегодня никто не может обеспечить безопасность граждан.
— Если граждане возьмут правосудие в свои руки, проблема не будет решена, — сказал Валландер. — Вы хотите знать мнение городской полиции? Оно совершенно определенно и недвусмысленно. И не допускает никаких вольных толкований. Мы считаем, что любая инициатива по созданию параллельных силовых структур является незаконной, и будем привлекать участников к ответственности.
— Означает ли это, что вы против народных дружин? — спросил репортер.
Наконец-то Валландер смог разглядеть его бледное худощавое лицо. Он решил, что этого газетчика нужно запомнить.
— Да, — ответил он. — Это означает, что мы против любых попыток создания народных дружин.
— Как, вы думаете, воспримут ваши слова люди в Лёдинге?
— Мне, конечно, интересно, что они скажут, но я их ответа не боюсь.
И Валландер поспешил закрыть пресс-конференцию.
— Неужели это серьезно? — спросила Лиза Хольгерсон, когда они остались в зале одни.
— Кто знает, — ответил Валландер. — Нужно присмотреться к Лёдинге. Если население действительно начнет открыто требовать организации народных дружин, ситуация осложнится. И у нас могут появиться проблемы.
Было семь часов вечера. Валландер расстался с Лизой Хольгерсон и пошел к себе в кабинет. Сел на стул. Задумался. Казалось, у него никогда не было так мало времени для размышлений и обобщений, как сейчас, когда он вел это расследование.
Раздался телефонный звонок. Валландер быстро снял трубку. Это был Сведберг.
— Как прошла пресс-конференция? — спросил он.
— Немного хуже, чем обычно. Как у вас?
— По-моему, тебе стоит приехать. Мы нашли фотоаппарат с пленкой. Собираемся ее проявить. Нюберг уже здесь.
— Можно ли считать установленным, что Рунфельдт вел двойную жизнь и занимался частным сыском?
— По-видимому, да. Но мы обнаружили и еще кое-что.
Валландер напряженно ждал продолжения.
— Мы думаем, что на пленке снят его последний клиент.
«Именно, что „последний“, — подумал Валландер. — Других уже не будет. Все».
— Сейчас приеду, — сказал он.
Валландер вышел из здания полиции. В лицо ему ударил порывистый ветер. По небу одна за другой быстро неслись тучи. Пока Валландер шел к машине, он подумал про птиц: интересно, летят ли они ночью в такой сильный ветер?
По дороге на Харпегатан Валландер заехал на бензозаправку. Он чувствовал себя усталым и опустошенным. Ему вспомнился дом, который он никак не соберется посмотреть. Отец. Захотелось увидеть Байбу.
Валландер взглянул на часы. Что же в действительности проходит — время или его жизнь?
Однако он слишком устал, чтобы долго думать над этим.
Валландер завел мотор. Часы показывали без двадцати пяти восемь.
Вскоре он уже припарковал машину на Харпегатан и спустился в подвал.
17
Они напряженно вглядывались в контуры, проступающие на пленке. Чего ждал или на что надеялся Валландер, стоя рядом со своими коллегами в темной комнате, неизвестно. Красноватый свет придавал происходящему оттенок непристойности. Проявкой занимался Нюберг. Нога еще болела, и он повсюду прыгал на костылях. Едва Валландер появился в подвале на Харпегатан, Анн-Бритт шепнула ему, что Нюберг пребывает в необыкновенно дурном расположении духа.
Пока Валландер сражался с журналистами, они тоже не сидели сложа руки. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что Ёста Рунфельдт занимался частным сыском. И, судя по документации, не менее десяти лет. Самые ранние из найденных документов датированы сентябрем восемьдесят третьего года.
— Его деятельность была достаточно ограниченной. Семь-восемь клиентов в год, не больше. Такое впечатление, что это было для него своего рода хобби.
Предварительный анализ клиентуры позволил Сведбергу сделать следующие выводы:
— Больше половины случаев связаны с обвинениями в неверности, — сказал он, проглядев свои записи. — Причем, как ни странно, его клиенты в основном мужчины.
— А почему это странно? — спросил Валландер.
Сведберг не сразу нашелся, что ответить.
— Мне это показалось странным, — наконец буркнул он. — Но я в таких делах не разбираюсь.
Сведберг не был женат, и никто не слышал, чтобы у него был роман с какой-нибудь женщиной. Ему уже перевалило за сорок, и, похоже, холостяцкая жизнь вполне устраивала его. Валландер кивнул Сведбергу, предлагая продолжить.
— Пару раз в год к Рунфельдту обращались предприниматели, подозревающие своих сотрудников в хищениях. Несколько раз ему поручали слежку, в связи с чем — пока непонятно. В целом картина достаточно однообразная. Подробную документацию он не вел. Но платили ему хорошо.
— Вот вам и ответ на вопрос, откуда он брал деньги на свои дорогостоящие поездки, — сказал Валландер. — Несостоявшееся путешествие в Найроби обошлось ему в тридцать тысяч крон.
— Когда его убили, он вел какое-то дело, — сказала Анн-Бритт.
Она положила на стол ежедневник Рунфельдта. Валландер опять вспомнил, что не заказал себе очки. И не стал в него смотреть.
— Дело было самое обычное, — продолжала Анн-Бритт. — Некая дама, которую он называет «госпожа Свенсон», подозревает мужа в неверности.