Пятая женщина
Шрифт:
— В прошлом военные. Кто-то искал приключений. Кто-то был убежден в правоте дела. Среди них были и полицейские, уволенные со службы.
— В правоте какого дела они были убеждены?
— Они боролись с коммунизмом.
— Убивая невинных африканцев?
Экберг опять насторожился.
— Я не обязан отвечать на вопросы, касающиеся политических убеждений. Я знаю свои права.
— Меня не интересуют ваши убеждения. Я хочу знать, что это были за люди. И почему они стали наемниками.
Экберг настороженно смотрел на него.
— Зачем вам это надо? — спросил он. — Это мой последний вопрос, и на него я хочу услышать ответ.
Сказав правду, Валландер ничего не терял.
— Возможно, что кто-то, в прошлом наемник, имеет отношение, по крайней мере, к одному убийству. Поэтому я задаю эти вопросы. И потому ваши ответы могут оказаться важными.
Экберг кивнул. Он понял.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил он.
— Например?
— Виски, пиво?
Было только десять утра. Валландер покачал головой. Хотя он был бы не прочь выпить пива.
— Нет, спасибо, — сказал он.
Экберг встал и скоро вернулся со стаканом виски.
— Чем вы занимаетесь? — спросил Валландер.
Ответ Экберга удивил его. Меньше всего он ожидал услышать такое.
— У меня консалтинговая фирма по подбору персонала. Я занимаюсь в основном тем, что разрабатываю методы решения конфликтов.
— Любопытно, — сказал Валландер. Он был все еще не вполне уверен, что Экберг с ним не шутит.
— Кроме этого я держу портфель акций, и в настоящий момент они приносят мне прибыль. Доход у меня сейчас стабильный.
Валландер решил, что Экберг говорит правду. Он вернулся к теме наемников.
— Как случилось, что вы стали интересоваться наемниками?
— Они представляют то лучшее, что есть в нашей культуре, но что, к сожалению, исчезает.
Валландера покоробил его ответ. Самое ужасное, что Экберг, казалось, искренне верил в то, что говорил. Валландер не понимал, как такое возможно. В его голове быстро пронеслось, что Экберг, вероятно, не единственный шведский бизнесмен, носящий такие татуировки. Мог ли кто-нибудь предположить, что финансистами и экономистами будущего станут культуристы, держащие у себя в гостиных настоящие музыкальные автоматы?
Валландер вернулся к теме разговора.
— Как вербовали людей для войны в Конго?
— В некоторых барах в Брюсселе и даже в Париже. Никакой огласки. Кстати, так делают и до сих пор. Особенно после того, что случилось в Анголе в семьдесят пятом году.
— А что случилось?
— Некоторые наемники не вернулись вовремя. В конце войны они попали в плен. Новое правительство начало судебный процесс. Большинство из них были приговорены к смертной казни и расстреляны. Все это было очень жестоко. И совершенно бессмысленно.
— За что их приговорили к смерти?
— За то, что они были наемными солдатами. А какая разница? Солдат всегда наемник.
— Но ведь они не имели никакого отношения к войне? Они же пришли со стороны. И воевали, чтобы заработать.
Экберг проигнорировал комментарий Валландера. Как будто это было ниже его достоинства.
— Они должны были вовремя выбраться из зоны военных действий. Но в боях потеряли двух своих военачальников. А самолет, который должен был забрать их, приземлился не в том месте, в саванне. Все складывалось крайне неудачно. В плен взяли примерно пятнадцать человек. Большая часть сумела выбраться. Многие из них дошли до Южной Родезии. Под Йоханнесбургом есть памятник тем, кого казнили в Анголе. На его открытие съехались наемники со всего мира.
— Среди расстрелянных были шведы?
— Это были в основном англичане и немцы. Родственникам дали сорок восемь часов на то, чтобы забрать их тела. Приехали очень немногие.
Валландер думал о памятнике под Йоханнесбургом.
— Другими словами, между наемниками всего мира существует большая общность?
— Каждый отвечает сам за себя. Но общность есть. Без нее нельзя.
— Наверное, многие становятся наемниками именно поэтому? Потому что ищут общности?
— На первом месте деньги. Потом — риск. И потом — общность. В таком порядке.
— Так правда состоит в том, что наемники убивают за деньги?
Экберг кивнул.
— Естественно. Наемники никакие не чудовища. Они обычные люди.
Валландер испытывал все большее отвращение. Но он понимал, что Экберг верит в каждое свое слово. Такого убежденного человека он не встречал уже очень давно. Ничего чудовищного в этих солдатах, готовых убить кого угодно за приличную сумму денег, нет. Напротив, это выражение их человечности. Так считал Юхан Экберг.
Валландер достал копию фотографии и положил ее перед собой на стеклянный стол. Затем пододвинул ее Экбергу.
— У вас тут повсюду киноафиши, — сказал он. — А вот это — настоящий снимок. Сделанный в стране, которая тогда называлась Бельгийское Конго. Больше тридцати лет назад. Еще до вашего рождения. На ней три наемника, один из которых — швед.
Экберг наклонился и взял фотографию. Валландер ждал.
— Вы узнаете кого-нибудь из этих трех мужчин? — спросил он через не которое время.
Он назвал два имени. Терри О’Банион и Симон Маршан.
Экберг покачал головой.
— Вполне возможно, что это не настоящие их имена, а имена, которые они взяли себе, став наемниками.
— В таком случае мне эти имена знакомы, — сказал Экберг.
— Человек посередине — швед, — продолжил Валландер.
Экберг встал и направился в смежную комнату. Вернулся с лупой в руках и стал заново рассматривать снимок.
— Его зовут Харальд Бергрен, — сказал Валландер. — Я приехал из-за него.
Экберг ничего не ответил. Он продолжал смотреть на фотографию.
— Харальд Бергрен, — повторил Валландер. — Во время той войны он вел дневник. Вы узнаете его? Вы знаете, кто это?