Пятая жизнь

Дубянский Сергей

— Не думаю, что Бог так мгновенно среагировал, — усмехнулся Борис, — прикинь, сколько просителей достают его, и там есть проблемы поважнее.

— Я и не говорю, что это именно Бог, но что-то ж есть там, наверху? Не верю я, что человек — венец природы, как нас учили в школе. Какие мы, на хрен, «венцы»?.. Хотя не мое это дело, но, вот, налепил их… да и красиво — вдруг ему приятно будет?..

— Ну да, заглянет сюда Бог картинками полюбоваться…

— Не понял, — голос Николая стал раздраженным, — ты что, убеждаешь меня, что Бога нет? Так я ж и не спорю — никто ведь его не видел, но мне, например, так

жить легче!

— А зачем его видеть?.. Достаточно хоть раз вступить в контакт с божественным, чтоб почувствовать его. Истинно только личное восприятие, а всякие Библии и Писания, вторичны. Разве не так?

— Может, и так, — неуверенно согласился Николай, не понимая, чего от него хотят, — я просто верю, чтоб Бог есть, и не важно, какой он и где живет. Если б я был восточным человеком, то, наверное, обращался к Аллаху или Будде какому-нибудь… Не знаю, может, тебе и не нужна ничья помощь, но, согласись, трудно человеку в одиночку бороться с этой жизнью…

— А зачем бороться? — перебил Борис, — жизнь — не борьба; это гармония любви, которая насквозь пронизана божественным — надо только настроиться на нужную волну!

— Интересный ты мужик, — Николай усмехнулся, — и религия у тебя странная, но мне интересно. Значит, говоришь, любовь?.. О, черт!!.. — воскликнул он, выворачивая руль.

Фура накренилась; внутри что-то жалобно заскрипело. Борис успел схватиться за дверь, но сумка полетела на пол, откуда-то выкатилась бутылка минералки; правда, тут же кабина заняла прежнее положение. Николай сбросил скорость, и через сотню метров машина плавно остановилась; он вытер пот.

— По логике мы обязаны были перевернуться. Надо убрать его, иначе, точняк, кто-нибудь разобьется.

— Кого убрать? — не понял Борис.

— А ты не видел? Там бревно лежит посреди дороги.

Борис взглянул в огромное, как трюмо, зеркало заднего вида — в свете луны дорога виделась прямой и абсолютно чистой, лишь вдали одиноко маячил автомобиль, и больше ничего. Николай, уже собиравшийся сдать назад, увидел ту же картину.

— Глюки, — он вздохнул, — прикинь, я совершенно отчетливо видел толстенное бревно. Иногда так бывает от переутомления, но сейчас-то — в Ростове я выспался у Сашкиной подружки. В таком состоянии можно хоть до Москвы пилить! Бред какой-то… — он снова завел двигатель.

Философское настроение пропало, и оба молча уставились на летевшую под колеса ленту асфальта; деревья превратились в черную стену…

— Долго еще? — спросил Борис после затянувшейся паузы.

— По моим прикидкам, часа полтора, но, что интересно — обычно на таком расстоянии от больших городов уже появляются всякие дачи, а здесь ни огоньков, ни автобусных остановок.

— Действительно, странная трасса, — Борис оглянулся, — там за нами шла машина. Может, дождемся и спросим?

— Я ж тебе только что рассказывал случай — навсегда научили, как ночью останавливаться на трассе, — Николай втопил газ, — если судить по карте, другой трассы здесь нет, так что доедем с божьей помощью…

— Смотри! — Борис даже привстал.

Фары выхватили из темноты стоявшую на обочине старуху. Глаза ее сверкнули странным зеленоватым огнем, и когда фура проносилась мимо, она взмахнула клюкой, раскинув руки, словно крылья. Борис высунулся в окно, но старуха уже исчезла.

— Блин,

по-моему, это из серии твоего бревна.

— И часто тут такое творится? — спросил Николай.

— Не знаю. Я ж не воронежский; просто бывал и представляю, где у них рынок. Но в тот раз я заезжал с севера.

— То есть, этой дороги ты тоже не знаешь? — резюмировал Николай, — весело…

— Кстати, и машин почему-то нет, кроме… — Борис снова высунулся в окно, — смотри! Они нас догоняют!

Автомобиль с выключенными фарами пошел на обгон и оба увидели, что это кабриолет с длинным угловатым капотом. Такие выпускали в начале двадцатого века и сохранились они только в музеях, а этот летел со скоростью не менее ста пятидесяти, едва касаясь земли колесами. Борис успел различить мужчину сидящего за рулем и рядом женщину с развевающимися по ветру темными волосами. Лиц, конечно, разглядеть не удалось, но ему показалось, что глаза их сверкали так же, как у старухи.

Кабриолет бесшумно промчался мимо. Еще несколько секунд впереди белел обод запасного колеса и красные задние фонари; потом он исчез, растворившись в темноте — это было единственным разумным (разумным ли?..) объяснением, так как с трассы не было ни одного съезда. Казалось, дорога не допускала никаких вариантов и отклонений, ведя к неизвестной, но конкретной цели.

— Что это было? — спросил Борис.

— Мистика какая-то, — удерживая баранку одной рукой, Николай перекрестился, потом коснулся икон, — Господи, помоги мне благополучно доехать… — повернулся к Борису, вспомнив прерванный разговор, — а ты кому молишься в таких случаях? Всеобщей любви? Нет, брат, это, точно, дьявольские козни.

Борис мог бы ответить, что, по его мироощущению, дьявола просто не существует, ведь если б он существовал совместно с Богом, и Бог до сих пор не победил его, значит, они равны в своем могуществе. Следовательно, дьявол способен создать точно такой же мир, и еще вопрос, кем создан именно этот; кто есть истинный «источник жизни», а кто его наглый оппонент — дело-то, получается, только в личных симпатиях.

Но в создавшейся ситуации теоретические дискуссии стали неуместны, так как не объясняли то, что они видели своими глазами — от этого можно было, либо отмахнуться, как мы отмахиваемся от многого, недоступного нашему пониманию, либо попытаться исследовать, но как?.. Видения уже исчезли; вокруг простиралась самая обычная ночь, и самая обычная дорога стелилась под колесами самой фуры с килькой в томате.

— Не знаю, что это, — признался Борис, — и, скорее всего, оно нас не касается — оно живет своей жизнью, законов которой мы не понимаем, так как не обладаем личным восприятием.

— Я уже обладаю, — Николай мрачно усмехнулся, — не могу сказать, что восприятие оказалось приятным.

Борис промолчал — в его понимании, личное восприятие не являлось взглядом стороннего наблюдателя; это в лучшем случае впечатление, а восприятие — когда получаешь встречный импульс и чувствуешь на себе его касание. …Хотя что об этом спорить? — решил он, — может, у нас была коллективная галлюцинация, вызванная некими физическими или медицинскими факторами? Теперь все прошло и через час мы увидят первые воронежские новостройки…