Пятеро на леднике
Шрифт:
Алеша вскинул ружье, выстрелил из обоих стволов. Лес дрогнул, подхватил грохот и покатил его мягкий гул в свою глубину. С истошным криком взлетели вороны, осыпался снег.
Они прислушались, и, когда стих вороний гам и развеялся сладкий пороховой дым, откуда-то с другого берега реки, из низины, донесся слабый крик:
— А-а-а!
Они выбежали к обрыву.
На той стороне в ольховнике мелькнула темная фигурка.
— Володька-а! — завопил Алеша, швырнул ружье и прыгнул с обрыва, покатился в лавине снега, захлебываясь счастливыми
Алеша подбежал к брату, схватил, затормошил, заорал:
— Вот он, разбойник! Господи! Ты? Володька? Жив, жив!
Володя слабо улыбнулся усталым лицом, вытащил тонкую руку из рукавицы, неторопливо подал брату, сказал с усилием, будто разучился говорить:
— Здравствуй, здравствуй… Не знал, что ты уже приехал… Давно ли?
И вдруг у него нахмурилось лицо, он увидел Павла Федоровича — тот подходил медленно с ружьем за плечами, глядел в небо и по сторонам, как бы между прочим.
Алеша захохотал и смазал Володьку варежкой по носу. До чего они были непохожи! Володя — в мать: высокий, узколицый, с тонким носом, глаза строгие, печальные.
— Где же ты прятался, Робинзон? — спросил Алеша ликующим голосом. — Я ведь тебя по твоему сочинению нашел. — Он достал тетрадку из кармана.
— А-а, пещера… — слабо протянул Володя. — Это все детство, Алеша.
Володя едва двигал синеватыми губами, точно окоченел на всю жизнь за две морозные одинокие ночи. Что привиделось ему в пустынной ночи? О чем он думал?..
— Да где же ты прятался?
— А там… в избушке… — Володя махнул рукой в глубину ольховника. — Где летом косари ночуют. Хорошо. Сена полно… Печечка. Я дал себе срок — три дня не возвращаться.
— Да как же ты один-то? — горько спросил Алеша.
— Я не все один был… — проговорил Володя тихо. — Ко мне лоси приходили. Я с ними разговаривал. — Лицо Володи потеплело, заулыбалось.
Павел Федорович подошел к ним, снял шапку с круглой тюленьей головы, протянул Володе ладонь. Володя отвернулся и пошел обратно, ступая в свои следы, к избушке. Алеша догнал его:
— Ты, братец, его больше не бойся, не тронет. Он мужик бестолковый, но мы его в колею вставим. А я весной приеду домой насовсем, работать здесь буду. Эх, и заживем мы с тобой, Володька!
Но Володя как будто не слышал, он прикрыл голубоватые веки, протянул вперед руки и качнулся, повалился на бок. Алеша схватил его под мышки, приподнял, бормоча:
— Это пройдет, пройдет, Володя… Я тебя в обиду не дам! Не туда ты пошел: ведь у нас дом есть!
Володя выпрямился, открыл глаза и слабо выговорил:
— Мамку жалко, а то бы опять в избушку пошел. Я себе срок дал… три дня.
— У нас дом есть, — повторил Алеша. — Родной дом, Володя…
ФЕДЬКА — ВЕСЕЛЫЙ МАЛЫЙ
Рассказ
Федьке досталось пахать пар неподалеку от своей избы. Вроде хорошо: дом рядом, не то что пообедать — попить можно сбегать. А с другой стороны, очень плохо, потому что из трактора весь родной двор видно, а во дворе мелькают белые головы родных братцев Мишки, Леньки да Славки: бегают взад-вперед и очень Федьку от дела отвлекают. Вот Мишка с хворостиной погнался за поросенком, а вот клевачий черно-золотистый петух припустился за Мишкой. Ленька вон изогнулся, ведро тащит, а Славка невесть зачем залез на крышу и в небо уставился. Засмотрится Федька из грохочущей кабины, да и забудет повернуть машину, выедет из пахоты на луг…
Маета одна — работать около дома.
К обеду, когда солнце стало прямо над горячей кабиной, увидел Федька, что все трое братьев направились с лукошками к лесу. Не удержался Федька, высунулся из кабины на ходу и свистнул. Братья остановились.
— Эй, куда? — закричал Федька не потому, что не знал, куда они, а от нетерпения.
— За грибами! — звонко крикнул самый маленький из братьев Миша и помахал лукошком.
И Федька, остановив трактор, пошел с ними…
В лесу стоял зеленый, горячий сумрак. Парило после вчерашнего дождя. Грибы так и лезли под ноги. Насобирали три лукошка. Потом стали собирать только мелкие грибы.
Когда вышли из лесу, солнце уже далеко вбок ушло и тень от трактора вытянулась во всю пахоту. На кошенине напротив трактора стояла машина директора. Никого не было видно, но от открытой дверцы шел дымок: видно, курили, поджидали. Федька подошел. Рядом с директором сидел в машине незнакомый свежевыбритый человек в черном плаще.
Когда Федька вежливо поздоровался, человек этот постучал пальцем по часам на руке и сказал директору:
— Пожалуйста, три часа простоя.
— Машина исправная? — спросил директор Федьку.
— А что ей!.. — ответил Федька и хотел лезть в кабину. — Я без механизации жить не могу, мне даже во сне всякая техника снится и кибернетические машины.
Товарищ из области засмеялся.
А директор, не понимая, что Федька именно так просит простить его, разозлился еще больше:
— Разговор окончен! С трактора я тебя снимаю! — Директор тронул шофера за плечо: — Поехали!
Они уехали.
Федька уныло посмотрел им вслед, потом на свой осиротевший трактор, вздохнул и сказал опять весело, даже беззаботно: «Так вот где таилась погибель моя…»
Директор показал характер, Федька тоже, поэтому через три дня отправился он устраиваться на новую работу, в леспромхоз, за сто километров от своего села.
Федька смотрел со взгорья на окраину глухого лесного городка. Внизу, за желтыми волнами песка, двигалась живая лиловая лента реки. По реке плыли маленькие, как спички, разноцветные бревна, и вода около них плескалась и вспыхивала под солнцем. За рекой в зное дрожал и таял лесной океан. В лицо Федьке веяло могучим хвойным духом. Где-то в этом мареве лежал леспромхоз. Федька сбежал вниз, на берег, и окунулся в волну острых речных запахов: замокшего корья, прокаленного песка, смолы.