Пятеро на леднике
Шрифт:
У берега на волнах плясала под шальным ветром лодка. В ней, хватаясь за борта, толкая друг друга, дружно охали женщины. Девушка в розовой косынке неумело пробовала оттолкнуть веслом лодку от берега. Это и был перевоз.
— Ей, гражданки, меня забыли! — закричал Федька и побежал, вздымая брызги, к лодке.
— Давай, милый, давай скорее! — закричали ему из лодки. — А то один мущина на всех, да и тот неполный.
Федька взгромоздился в лодку и увидел «неполного» мужчину. Это был суровый мальчишка в старой офицерской фуражке и кирзовых сапогах. Он, видимо, работал перевозчиком. Сейчас он сидел на
Появление Федьки обрадовало пассажиров. Он отобрал у девушки весло и велел всем стоять на корме. Потом уперся веслом в камень и, отталкиваясь, выводя лодку на глубину, закричал:
— Давай, давай!.. Эге-ге! Выплывают расписные Стеньки Разина челны…
Лодка запрыгала на глуби между бревнами. Федька уселся за весла, с лихостью гребанул раза три.
Женщины заговорили обрадованно:
— Вот вить… что значит мущина… А мы бы одне тут полдня трепыхались.
Федька, поощренный, сдернул с себя ватник, закатал рукава и крикнул мальчишке-рулевому:
— А ну, поднажали!
Лодка ходко рванула к тому берегу, наперерез и навстречу течению, а мимо плавно и стремительно неслись сосновые стволы, покрытые прозрачной медово-розовой шелухой, шершавые еловые бревна, матовые березовые.
Все женщины в лодке одобрительно смотрели на Федьку.
А та женщина, у которой он взял весло, смеялась, глядя на его широкое веселое лицо, и при каждой новой шутке всплескивала руками. Только перевозчик на корме хранил серьезность.
А Федька, лихо откидываясь назад всем телом, разглядывал девушку. На ней были синие лыжные брюки, белая кофта и красные босоножки. Порой она наклонялась к воде, старалась достать рукой плывущие бревна и запевала вполголоса:
С голубого ручейка начинается река, Ну а дружба начинается с улыбки…Федька заметил, что тоненькие брови у нее подведены вверх, к вискам, простым карандашом.
Причалили к обрывистому берегу. Федька помог теткам вытащить на берег их ведра и узлы и на прощание спросил мальчишку, который так же сурово и насупленно смотрел из-под фуражки:
— Как работаешь: с выработки или на зарплате?
— На окладе, — хрипло и важно сказал мальчишка.
— Сам из леспромхоза?
— Оттуда.
— А я туда. Найдется у вас там для меня подходящая работка?
— Смотря какая.
— Ну, какая… Лес валить!
— Вали-ить! — протянул мальчишка. — А сколько тебе лет-то? — Он насмешливо оглядел Федьку, приравнивая его этим вопросом к себе.
— Да побольше, чем тебе-то! — заносчиво ответил Федька. — Я в совхозе трактористом работал.
— Может, и возьмут, меня вот не приняли.
— Тебя! Ты еще малолеток. Но я за тебя похлопочу.
— Попробуй, — разрешил мальчишка великодушно. — Да беги вон к машине — в леспромхоз идет, а то пешком пойдешь.
Федька оглянулся.
На дороге, у леса, стояла автомашина. В кузов со всех сторон лезли, мелькая белыми платками, Федькины попутчицы. От машины шел дым.
Федька выпрыгнул на дорогу и закричал истошным голосом:
— Эй, куда же вы без меня, родимые!
Машина уже тронулась. В кузове закричали, застучали кулаками по кабине. Федька на ходу, овеваемый голубым дымом, догнал прыгающий борт и перевалился в кузов.
— Вот и я! — сказал он, отдуваясь. — С гвардейским приветом!
Все в машине засмеялись.
А девушка в красных босоножках отвернулась и снова что-то запела.
Машина, покачиваясь, медленно прошла глинистые, засохшие ухабы и выехала на деревянный настил. По обе стороны понеслось изумрудное болото. Наплывали, смешиваясь, густой настой белоголовника и летучий аромат свежего сена.
Настил кончился, машина загудела и выбралась по песчаному въезду в сосновый бор. Земля здесь была устлана иглами и отливала старой медью. Сухую дорогу пересекали корни. Справа между соснами знойно светилось небо, голубым сверкала старица, мелькнули купающиеся мальчишки. Скоро бор расступился, и сразу открылась широкая улица, устланная домами. Никогда не видел Федька таких громадных бревенчатых изб. А колодец? Навес над колодцем такой, что можно накрыть им целый дом. Около домов стояли сосны-великаны. И везде был песок. Это был песчаный оазис в тайге.
Когда машина помчалась по улице, далеко за поселком, над лесом, Федька первый заметил дым. Все стали смотреть туда, кто-то тревожно сказал:
— Неладный дым какой. Ей-богу, опять лес горит!
Улица уперлась в узкоколейную железную дорогу. Маленькие узкие рельсы убегали в тайгу. На рельсах стоял смешной паровозик, к нему были прицеплены две открытые платформы и товарный вагон. К этому составу со всех сторон бежали люди с лопатами, топорами. А какой-то мужчина, стоя посреди платформы, кричал:
— Скорее, скорее давай, ветер подымается! Поехали, поехали!
Паровозик дымил, нетерпеливо фыркал, растрепанный машинист, высунувшись, ждал, пока все влезут.
Все, кто ехал в машине, мигом оказались около состава и спрашивали беспокойно:
— Где, где горит?
— Чево мы знаем сами-то? — зло ответил мужик в шапке, торопливо залезая в вагончик.
— Семеновский горит! — крикнул человек, который стоял посреди платформы.
Федька на секунду загляделся на все это, а потом увидел, что девушка с подрисованными бровями полезла в вагончик, и дернул ее за рукав:
— Я поеду?
— Залезай, залезай! — крикнула она, и Федька мигом оказался в вагончике, его втолкнули люди, которые лезли сзади.
Не успел Федька усесться, паровоз загудел, вагончик дернулся и, покачиваясь, покатился. Проплыли мимо деревянные дома, освещенные багряным закатным солнцем, электростанция с высокой черной трубой, побежали придорожные сосенки и березки. Паровозик «Петр Иваныч», лихо раскачиваясь, распугивая коз снопами искр, мчался со скоростью километров двадцать в час. Напротив Федьки сидела она, девушка в босоножках, разговаривала и порой, как слышалось Федьке, опять напевала: «С голубого ручейка начинается река…» В вагончике курили, уже спокойнее говорили о пожаре, и Федька вдруг почувствовал радость, даже ликование оттого, что кругом были незнакомые и все-таки близкие и знакомые ему, рабочему человеку, рабочие люди; оттого, что он ехал вместе с ними тушить пожар; оттого, что сосед предложил ему закурить и стал рассказывать о том, как он ездил к братишке в отпуск.