Пятка

Алексеева Ольга

Начальник вдруг покрылся пятнами, кинул на стол конверт и убежал.

– Эк его..– протянула Светлана Юрьевна.– Даже жалко бедняжку. Он же уже анонсировал интервью. Вот и сходит теперь с ума.

В среду утром я вышла из парикмахерской в отличном настроении. Сегодня интервью с художником. Сейчас выпью чашечку чая и помчусь на встречу. Я заскочила в маленькую кафешку. Молодой официант быстро подошел ко мне.

– Чашечку чая. С бергамотом.– Я откинулась на спинку стула.

– Пирожные, чизкейки, профитроли, меренги, мафины.

– Мне только чай.

Официант

скривился и уплыл.

Чай, действительно был хорош! Я полчаса наслаждалась, слушала негромкую музыку и думала об интервью. У меня был заготовлен целый ряд вопросов. Но как пойдет, не знаю. Художники – странные люди. Впрочем, как и все творческие натуры. Расплатившись за чай, я помчалась в метро.

Мастерская Крайнова занимала квартиру-студию на первом этаже. Художник распахнул дверь и улыбнулся. Мне стало неловко. Я вспомнила больницу. Потом, тряхнув гривой, я вошла, протянула руку и сказала: « Анна» .

– Мы вроде знакомы.– Снова заулыбался Никита.– Проходите. Кофе хотите?

– Конечно, – Закивала я головой.– Очень хочу.

Крайнов провел меня в комнату.

– Пару минут. – Сказал он и исчез.

Я огляделась по сторонам. Никакой мебели. Мольберт. Краски. В самом углу журнальный столик и два кресла.

– Прошу, Анна!– Художник принёс поднос с дымящимся кофе. Подвинул кресло, поставил на столик вазочку с шоколадными конфетами.

– Я готов ответить на ваши вопросы.– Художник внимательно посмотрел на меня.

– У вас есть любимые художники?– спросила я.

– Конечно. Айвазовский, например. А у вас?– неожиданно спросил он.

Я растерялась. Но потом ответила:

– Из портретистов люблю Боровиковского.

Никита помешивал кофе.

– А к Левитану как относитесь?

– Сказать, что я его люблю, это ничего не сказать. Левитан – это жизнь. Хотя почти все его картины грустные. Но это особенная грусть.

Я замолчала. В детстве мама возила меня в Плёс. Крохотный городок, в котором жил Исаак Левитан. Я лазила на высокие холмы. Пыталась смотреть на всё глазами художника. Из Плёса я приехала очарованная великой живописью.

– А вот Репин меня настораживает. – Продолжила я.– Понимаю, что прекрасные картины, но мне как-то не по себе.

– А вы знаете, что почти все натурщики Репина умерли, после того, как позировали ему?

Я чуть не подавилась кофе.

– Как умерли?

– Так. Позировали художнику и вскоре умерли в расцвете лет.

– Подождите,– Не согласилась я.– А как же Третьяков? Он позировал Репину и прожил после этого ещё много лет.

Никита улыбнулся.

– А вы видели портрет Третьякова?

– Конечно.

– И как он там изображен?

– Ну, сидит в профиль.

– Вот именно,– перебил меня художник.– В профиль. То есть он не смотрел в глаза художнику. Существует легенда, что некоторые художники обладают сумасшедшей энергетикой. Есть такие, которые выплёскивают свою энергетику на полотно. Это полотно становится чуть ли не животворящим. Как икона, например. А есть художники, которые наоборот забирают всю энергию у натурщика и тоже передают это своей картине. Правда, натурщик после позирования долго не живёт. У него не остаётся жизненных сил. Вот про Репина ходили слухи, что он обладал, именно, такой энергетикой.

– Но Третьяков?

– Что Третьяков? Он не смотрел в глаза художнику. А значит, художник не мог забрать его силы. Хотя.. Это всего лишь легенда.

– Ничего себе легенда. – Пробормотала я.

Крайнов внимательно смотрел на меня. Немного смутившись, я попросила его показать картины.

– Извините, все не могу.– Твёрдо сказал он.– Но некоторые, пожалуйста.

Поставив чашечку на стол, Никита пригласил меня в большую комнату. Комната была светлая. На стенах висели картины. Я сразу обратила внимание, что на картинах, в основном, была изображена природа. Но всё же несколько портретов я увидела и сразу подошла к ним.

– Да – а, интересно, кто же ты, Никита Крайнов? Второй Репин или второй Левитан? И можно ли тебе позировать?

Посмотрев портреты, я поняла, что Крайнов не может быть вторым. Он просто Никита Крайнов, художник. Настоящий художник.

На одной картине я увидела уже знакомую женщину. Это была его мама. От картины веяло таким теплом и нежностью, что я невольно начала улыбаться. Никита, прислонившись к стене, наблюдал за мной. Убрав с лица дурацкую улыбку, я стала рассматривать другие картины. На многих были изображены горы. Горы в снегах, горы в предрассветных лучах, горы в лунном полумраке. Интересно.

– А что же я не вижу у вас Фудзиямы?

Брови Крайнова удивлённо поползли вверх.

– При чём тут Фудзияма?

– Ну, вы же несколько лет жили в Японии. А какая же Япония без Фудзиямы?

– Вдруг Никита захохотал. Причём громко, как мальчишка.

– Чёрт,– подумала я.– Точно эта Верочка что-нибудь напутала.

Никита вытер ладонью слёзы, выступившие от смеха.

– У вас, Анна, неверная информация. Я никогда не был в Японии. Я два года жил в Тибете.

– В Тибете?

– Да. Так что Фудзиямы на моих картинах вы пока не увидите. Если только не соберусь в ближайшее время посетить страну восходящего солнца. Вы, Анна, смотрите, а я пойду сварю ещё нам кофе. Вы ведь не торопитесь?

–Нет-нет.– поспешно сказала я. Мне на самом деле не хотелось уходить. Оставшись одна, я медленно переходила от одной картины к другой. Неожиданно мой взгляд наткнулся на полотно, стоящее на полу. Картина была перевёрнута. Я попыталась приподнять её, но она оказалась тяжёлой. Тогда я медленно развернула картину и ахнула. На меня с полотна смотрела девушка удивительной красоты. Её голубые глаза смотрели с необычайной грустью. Казалось, она смотрит в самое сердце. Тонкие пальцы сжимали веточку белого шиповника. Острый шип проколол кожу, и на белом дрожащем лепестке алела капелька крови. Казалось, она вот-вот упадёт на землю, а девушка вскрикнет и приложит раненый пальчик к губам. Потрясённая, я даже посмотрела под ноги. Нет ли здесь капельки крови? Брр.