Пятнадцать часов
Шрифт:
– Ты снял ботинки? – спросила она наконец, пытаясь укрыться от боли за банальным разговором.
– Да, мама, я оставил их в прихожей.
– Хорошо, - сказала она. – Тебе лучше почистить их сегодня, чтобы быть готовым назавтра… - при этом слове мать замолчала, ее голос словно прервался, она закусила нижнюю губу и закрыла глаза, как будто сопротивляясь вспышке боли. Потом, отвернувшись, чтобы он не мог больше видеть ее глаза, она снова заговорила.
– В любом случае, ты можешь почистить их позже, - сказала она.- А сейчас тебе лучше спуститься в подвал. Твой отец сейчас там, он сказал, что хотел бы видеть тебя, когда ты вернешься с полей.
Отвернувшись, она подошла к плите и подняла крышку одной из кастрюль, чтобы бросить туда горсть семян кьюдин. Ларн всегда
Ступеньки лестницы в подвале шумно заскрипели, когда Ларн спускался по ним. Несмотря на шум, отец, казалось, сначала не заметил его прихода. Сосредоточившись на своих мыслях, отец сидел за верстаком в дальнем углу подвала с точильным камнем в руках и точил ножницы для стрижки шерсти. Видя, как отец продолжает работать и не замечает его, Ларн на секунду почувствовал себя почти призраком – как будто он уже покинул мир своей семьи, и его родные больше не могут видеть или слышать его. Тогда, почувствовав, что эта мысль заставила его содрогнуться, он, наконец, заговорил, нарушив тишину:
– Ты хотел видеть меня, папа?
Вздрогнув при звуке его голоса, отец отложил точильный камень и ножницы, взглянул на сына и улыбнулся.
– Ты напугал меня, Арви, - сказал он. – Клянусь Зеллом, ты можешь ходить тихо, когда захочешь. Так у тебя получилось починить насос?
– Прости, папа, - сказал Ларн. – Я пытался, менял стартер и пробовал все, что можно было сделать, но ничего не помогло.
– Ты сделал все возможное, сынок, - сказал отец. – А это главное. Кроме того, духи машины в этом насосе так стары и своенравны, что проклятая штука все равно никогда не работала как надо. Я посмотрю, не получится ли привезти механика из Феррусвилля на следующей неделе, чтобы он взглянул на насос. А пока хорошо идут дожди, у нас не должно быть проблем с орошением. Но в любом случае, есть кое-что, о чем я хотел поговорить с тобой. Почему бы тебе не взять табуретку и присесть, чтобы мы могли поговорить?
Вытащив из-под верстака еще одну табуретку, отец пригласил его сесть. После, подождав, пока его сын устроится поудобнее, он снова заговорил.
– Наверное, я не слишком много рассказывал тебе о твоем прадеде, не так ли? – сказал он.
– Я знаю, что он был с другой планеты, папа, - сказал Ларн. – И что его имя было Август, как и мое среднее имя.
– Верно, - ответил отец. – Это была традиция в мире твоего прадеда – давать это родовое имя первенцу в каждом поколении. Конечно, к тому времени, когда ты родился, он уже был давно мертв. Заметь, он умер даже до того, как родился я. Но он был хорошим человеком, и мы должны почтить его память. Говорят, хороший человек всегда должен быть почитаем, неважно, как давно он умер.
На секунду отец замолчал, его лицо стало печальным и задумчивым. Потом, словно приняв какое-то решение, он поднял голову, посмотрел в глаза сыну и снова заговорил.
– Как я сказал, твой прадед был мертв задолго до того, как я родился, Арви. Но когда мне исполнилось семнадцать, мой отец позвал меня в этот подвал и рассказал мне историю моего прадеда, как и я собираюсь рассказать ее тебе сейчас. Видишь ли, мой отец решил, что перед тем, как я стану взрослым мужчиной, мне важно узнать, откуда я произошел. И я рад, что узнал это, потому что то, что он рассказал, очень пригодилось мне потом. И я надеюсь, то, что я расскажу тебе сейчас, так же пригодится тебе. Конечно, учитывая то, что произошло в последние несколько дней – и то, куда тебя призывают – у меня есть дополнительные причины рассказать это тебе. Причины, которых у моего отца, упокой Император его душу, никогда не было. Но такова жизнь: у каждого поколения свои скорби, и мы должны мужественно переносить их. Это все, что мы можем сделать. Думаю, хватит мне ходить вокруг да около, и пора уже сказать то, что я должен сказать.
И снова, как будто пытаясь найти правильные слова, его отец замолчал. Ожидая, когда он снова заговорит, Ларн вдруг подумал, каким старым сейчас выглядит его отец. Посмотрев на него как будто в первый раз, он увидел морщины на лице отца, сутулость его плеч, полосы седины в его когда-то черных и блестящих
– Твой прадед служил в Имперской Гвардии – наконец сказал его отец. – Как будешь служить и ты.
Видя, что его сын готов разразиться потоком вопросов, он поднял руку, требуя тишины.
– Ты можешь спросить обо всем, о чем захочешь, позже, Арви. А сейчас просто позволь мне рассказать то, что мой отец рассказал мне. Поверь мне, когда ты услышишь это, ты поймешь, почему я сказал, что ты должен это знать.
Вслушиваясь в каждое слово в тишине подвала, Ларн слушал рассказ отца.
– Твой прадед был гвардейцем, - снова сказал отец. – Конечно, он не сразу им стал. Никто им сразу не становится. Сначала он был просто еще одним сыном фермера, как ты или я, рожденным на планете под названием Аркадус V. Та планета не слишком отличалась от этой, как он потом говорил. Мирное место, много хороших земель для сельского хозяйства, и много места для человека, желающего создать семью. И если бы события шли естественным путем, именно это и делал бы твой прадед. Он женился бы, растил детей, пахал бы землю, как жили многие поколения его рода на Аркадусе V. И когда ему пришла бы пора умереть, его плоть вернулась бы в плодородную землю, а душа воссоединилась бы с Императором в раю. Твой прадед думал, что такое будущее ему и уготовано, когда ему исполнилось семнадцать лет. А потом он узнал, что его призывают в Гвардию, и все изменилось.
Тогда ему было лишь семнадцать, но твой прадед не был глуп. Он знал, что значит быть призванным в Гвардию. Он знал, какое тяжкое бремя несет с собой жизнь гвардейца – бремя хуже, чем постоянная опасность или страх умереть в мучениях одному где-то под холодным и далеким солнцем. Бремя потери. Эта потеря, когда человек знает, что он покидает свой дом навсегда. Это бремя, которое несет каждый гвардеец. Бремя знания того, что неважно, как долго он теперь проживет, он больше никогда не увидит своих друзей, свою семью или хотя бы свой родной мир. Гвардеец никогда не возвращается, Арви. Лучшее, на что он может надеяться, если сумеет выжить достаточно долго и будет хорошо служить Императору – ему позволят выйти в отставку и поселиться в новом мире где-то среди звезд. И зная это – зная, что он навсегда оставляет свой мир и народ – твой прадед с болью в сердце попрощался с семьей и явился на призыв.
И хотя он чувствовал, что его сердце разрывалось, твой прадед был хорошим и благочестивым человеком. Обладая необычной для его возраста мудростью, он знал, что человечество не одиноко среди звезд. Он знал, что Император всегда с нами. Так же он знал, что во всей огромной галактике ничто не происходит без воли Императора. И если Император пожелал, чтобы он оставил родной мир и семью и никогда больше не увидел их снова, твой прадед знал, что это должно послужить некой великой цели. Он понимал, что имели в виду проповедники, когда они говорили, что человек не может понять пути Императора. Он знал, что его долг – следовать путем, уготованным ему, и не важно, что он не понимает, куда и зачем ведет этот путь. И доверив свою жизнь милосердию Императора, твой прадед покинул родной мир, чтобы найти свою судьбу среди звезд.
Последовавшие за этим годы службы были тяжкими. Хотя он никогда об этом много не рассказывал, твой прадед за время службы в Гвардии видел более чем достаточно чудесных и ужасных вещей. Он видел миры, где миллиарды людей жили в невероятной тесноте, как насекомые, в гигантских башнях, лишенные возможности дышать чистым воздухом и видеть солнце. Он видел миры, где круглый год была вечная зима, и сухие пустынные миры, никогда не видевшие ни снежинки, ни капли дождя. Он видел благословенных воинов святых Астартес – гигантов, подобных богам в человеческом облике, как он называл их – и огромные шагающие машины такой величины, что весь наш дом поместился бы в след ноги такой машины. Он видел много страшного – как в образе всех видов ужасных ксеносов, так и вещей в десятки раз худших.