Пятнадцать ножевых
Шрифт:
Как всё-таки могут меняться чувства людей из-за совершенно ерундовых обстоятельств. Через какую-то минуту то, что казалось таким интересным и возбуждающим, начисто утратило свою прелесть. Сначала железку попытались просто сдернуть, чем вызвали новый приступ боли в столь нежном месте. Потом, презрев возможную голубую подоплеку, пробовали продвигать кожу пленника понемногу, но и тут претерпели неудачу. Остальное время заняли поиски ножовки по металлу и попытки решить проблему силовыми методами. Да уж, жаль, что болгарка сейчас — только женщина.
— Нужен лёд. И масло, — озвучил
— И что теперь? — поинтересовалась она. — Что делать?
Томилина раскраснелась, разволновалась и была чудо как хороша. Почаще бы штангисты натягивали блины на причиндалы.
— Обложим место отека льдом, подождем, когда это счастье немного уменьшится в объеме, смажем маслом и попытаемся выдернуть.
— А если не поможет?
— Тогда новая попытка уговорить Вазгена перешагнуть позор, если не согласится, попробуем откачать кровь из пещеристых тел. И продолжим предлагать больницу. Должен же он когда-то сдаться.
Не знаю, где эти молодцы нашли лед. Но принесли они его довольно быстро. И много.
Если коротко, то отделался штангист ссадинами и царапинами, которые мы щедро смазали спиртовым раствором бриллиантовой зелени. Возможно, еще легкое обморожение. Должно ликвидироваться после теплой ванны. Наверное, прошло совсем не два часа. Повезло чемпиону.
***
Само собой о необычном случае на подстанции уже знали — Харченко раззвонил, не успели мы приехать. Нас сразу потянули в ординаторскую, начали расспрашивать. Особенно усердствовали женщины-врачи. Мужчины лишь посмеивались и перешептывались.
Женская часть коллектива утащила Томилину пить чай, а меня обступили фельдшеры. Трое здоровяков — поперек себя шире.
— Идешь с нами пулю писать четвертым? — тот самый сосед по ящику — Авдеев — показал мне запечатанную колоду карт. — По десять копеек за вист, «Ленинград». Хата вечером свободна.
— Не парни, я пас.
— Это почему же? Мы хотим отыграться!
— В прошлый раз ты снял с нас больше стольника, — поддержал Авдеева один из фельдшеров.
— Решил завязать с картами. Не повезло на днях, — пришлось врать. — Продул полкуска. Так что играть пока не на что.
— Пять сотен! — в глазах Авдеева появилось уважение. — Ну ты силен!
Отделавшись от фельдшеров, я сел ждать нового вызова. На стене работал старый черно-белый Рекорд, показывали Клуб кинопутешественников. Обаятельный Сенкевич вещал о принципах программы:
«...Зрители, вероятно, заметили, что в странствиях по планете мы себя ничем не ограничиваем. Если можно опуститься под землю, познакомиться с загадочным миром пещер, мы это с удовольствием делаем. Подняться в воздух — пожалуйста. Если возникает возможность заглянуть в глубины Мирового океана — мы её используем. Для кинопутешествий нет ничего невыполнимого...».
Кадры с дикими племенами Амазонки чередовались с пейзажами подводных глубин, а я думал о Лизе. Нехорошо с ней выходит.
Телефон был свободен, поднял трубку. В записной книжке нашел номер Шишкиной, быстро его набрал. Пошли длинные гудки.
— Квартира профессора
— Что купить на вечеринку? Торт, вино? — спросил я довольную Томилину, которая только что вошла в ординаторскую. Я порадовался, что трубку подняла старшая Шишкина. Сейчас бы объяснялся с Лизой при Лене — то еще развлечение... Эх, как же не хватает вотсапа или телеграмма. Початился тайком и дело в шляпе!
— Ничего не надо, — Томилина замялась. — Я слышала, ты в карты хорошо играешь?
— Баловство одно. Это все в прошлом, — твердо произнес я.
— А можешь показать какие-нибудь карточные фокусы?
Хм... Изображать из себя Кио?
— С этим у меня никак, — вздохнул я. — А давай я познакомлю твоих друзей с новой игрой. Без карт. Вам понравится.
— И как же она называется?
— Мафия!
***
Утром гад Лебензон передал мне через Томилину ценное указание написать докладик об инородных телах и зачитать его. На вопрос, за что именно я удостоился такой чести, она только пожала плечами. Ладно, изображу. Мне труда не составит.
Сегодня, однако, насыщенная программа. Сначала домой, конечно же. Помыться, позавтракать. До одиннадцати не спеша — сто раз успею. А почему именно к этому времени? Так любому советскому человеку понятно. Только в этот час начинается отпуск алкогольных напитков населению. Раньше — официально никак. А мне сегодня как раз нужен коньяк. И не просто любой, а ереванского завода. Пять звездей. Хорошему человеку нравится именно такой.
Вышел в без десяти, как раз до гастронома дойти. К счастью, искомый напиток в продаже есть. Беру две бутылки, прячу в дипломат — и дальше, к родному институту. Потому что студенты, которые не уехали в колхоз, бездельничать не должны. Вот их и рассовывают по разным кафедрам в должности «старший куда пошлют». Но люди поопытнее знают обходные пути.
Кем там числился Степан Авдеевич, не в курсе. Кем-то по хозчасти. Виду он был — маршальского. Глянул на такого, и сразу убежал менять штаны. Взгляд из-под бровей такой кустистости, что и нынешний генсек обзавидовался бы, сигнализировал: беги отсюда быстрее. Но внешность обманчива. Не помню уже как, но в прошлой жизни я с Авдеичем познакомился уже на шестом курсе. Послали помочь в организации похорон какого-то институтского босса. Вот пока мы с ним катались то на кладбище, то в кафе, то еще в десяток мест, разговорились. Милейший человек, фронтовик, почти профессиональный заводчик аквариумных рыбок. Вот к нему и пошел я, презрев остальные условности.
Дядя Степа нашелся в какой-то каморке, ругался не то со слесарем, не то с электриком. Я дождался, когда работник, получив люлей, ушел, и зарулил в берлогу, прикрыв за собой дверь.
— Кто такой? Чего надо? — буркнул он, не поднимая головы. Поиски чего-то в выдвижном ящике древнего канцелярского стола занимали его больше посетителя.
— Студент Панов Андрей, пятый курс лечфака, — доложил я, поставив чемоданчик на стол.
— А сюда чего приперся? Иди, учись на врача, — кивнул он на дверь.