Пятнадцать ножевых
Шрифт:
Томилина позвонила сама. Мы с ней мило поболтали, о том и сем, у меня даже мелькнула в голове мысль — а не пригласить ли ее к себе, чем черт не шутит? Продолжим вчерашний турнир по постельной борьбе, расслабимся. Но тут Лена меня просто огорошила. Начала прощаться, дескать, надо выспаться, встретимся на дежурстве с утра.
— Как это «с утра»? — удивился я. — Наша смена послезавтра, ты ничего не попутала?
— Сама удивляюсь, Лебензон позвонил, так и так, производственная необходимость. Я про тебя спросила, он ответил,
— Да? Может, забыла? Или позже напомнит?
Попрощались, а у меня внутри всё кипит. Понятное дело, что Галя сама ни сном ни духом, да и телефона моего у нее нет. Это Ароныч, поганец, мелкую подставу затеял. Прогул или опоздание организовать. Премии лишить хочет? До чего же мелочный засранец! Ну ничего, я тебе организую наш ответ Чемберлену. Вот что ему надо? За племянницу мстит? Так я же уже все объяснил. Девчонка она молодая, найдет свою судьбу. Не беременную же я ее бросил! Хотя... надо будет у Симы аккуратно поинтересоваться. А то вдруг у Панова тут уже дети образовались?
Ладно, готов спорить, заведующий завтра с утра примчит на работу в надежде зафиксировать мое отсутствие. Тем приятнее будет видеть его рожу. Не откажу себе в удовольствии, поеду пораньше.
***
Но первое, что меня удивило, был не Лебензон. В аптеке сидели старшая фельдшерица Галя с дефектаром, мне не знакомой, и что-то шаманили с участием штангенциркуля. Я уже хотел пошутить, что интеллектуальные мужские забавы дошли и до дам, как Галина Васильевна переспросила:
— Гавриков, еще раз скажи.
— Пятьдесят девять, шестьдесят два, шестьдесят пять, пятьдесят шесть.
— Есть! — азартно крикнула Галя.
Что они там ищут, я так и не догадался. Пошел переодеваться, только открыл шкафчик, как диспетчер гавкнул в матюгальник:
— Гавриков, в аптеку подойди.
Прошла еще пара минут, я успел переодеться, сижу, застегиваю халат, никого не трогаю. Вдруг слышу из коридора рёв раненой белуги:
— Галечка, прости, черт попутал! Не губи, Галя!!!
Сунулся в коридор за остальными, а там мужик ползает за фельдшерицей на коленях и пытается схватить ее за ноги.
— Всё, Гавриков, хватит. Объяснительную пиши и уйди с глаз моих. Сил нет на тебя смотреть, чмо гнилое!
Пошумели и успокоились в некотором недоумении. Кренделя этого я только пару раз на пересменках видел. Фельдшер, лет тридцати с хвостиком, бакенбарды, усы до подбородка, волосы чуть длинноваты как по мне. Ничего особенного.
Ладно, потом выясню, с какого перепугу он устроил перформанс «Возвращение блудного сына». Видать, накосячил по-взрослому. Ничего, сейчас кто-нибудь выяснит и расскажет.
Ответ пришел буквально через пару минут. Оказалось, что из разных стационаров поползли жалобы, мол, доставили клиента, не обезболив. А по картам вызовов — всё в порядке. Галя заподозрила, что кто-то наркоманит и запаивает ампулы, наливая внутрь физраствор.
Надо же, я таких анекдотов и не слышал никогда. Наверняка были единичные случаи, которые особо не афишировали.
Но меня интересовал Лев Аронович Лебензон. Я уже и получил всё, и аппаратуру проверил, и в машине пошарил — а его нет. Неужели что-то случилось и его не будет? А нет, вон он, приехал. Скромный «Москвич» четыреста двенадцатой модели. Сейчас все на скромных ездят, самый шикардос — двадцать четвертая «Волга». Заведующий вылез из машины — и сразу к лестнице на второй этаж. Я пошел за ним, слышу — остановился у диспетчерской, спрашивает, все ли вышли на смену. Эх, жаль, не вижу его разочарованное лицо.
И не увидел. Откуда-то из дальних краев послышался голос Галины Васильевны:
— О, Лев Аронович, здравствуйте. Очень хорошо, что вы приехали. Зайдите ко мне в кабинет. Полюбуйтесь на это чудо!
Я услышал удаляющиеся шаги с легким подшаркиванием одной ногой и разговор Лебензона с самим собой: «Пьяный кто-то пришел, что ли?».
Несмотря на закрытую дверь, вскоре из кабинета старшей фельдшерицы завопили в два голоса. Похоже, добрым следователем никто быть не соглашался. В числе прочих любопытствующих я подошел поближе и между воплями послышались редкие повизгивания Гаврикова, взывавшего к милосердию и прощению. Хотя нет, добрым был Лев Аронович. В ответ на вопли Гали про милицию и тюрьму он иногда вставлял «Сами разберемся».
Вдруг после одного особо животрепещущего пассажа, когда начальственные крики слились в дуэт, послышались звон разбитого стекла и стандартные истеричные обещания вскрыться. Несколько мужиков, стоящих поближе, ломанулись в кабинет Галины Васильевны и вскоре они выволокли оттуда Гаврикова, у которого из левой руки довольно мощно кровило. Видать, придурок смог вскрыть себе не только вену, но и какую-то мелкую артерию.
Вместе со спасателями пыталась побывать в бою и Лена, стоявшая всё это время в первых рядах слушателей, но я поймал ее буквально за полу халата и оттащил назад. Нечего ей там делать. Не хватало еще чтобы ей порезали, к примеру, лицо. Косметическая хирургия у нас на высоте сейчас, как же. Сошьют щеку в три стежка — и гуляй дальше.
В несколько пар рук пострадавшего щедро забинтовали и повезли в травмпункт. На месте остались только начальники и тяжело вздыхающая санитарка, которая принялась убирать следы побоища.
Я оттащил Томилину еще дальше от двери.
— Привет, а я думал, ты не пришла. Я уже и сумку получил, и проверил всё, а тебя нет.
— Да представляешь, там сапоги зимние принесли, Финляндия. Красоты неописуемой! И всего девяносто. Сам понимаешь, пока все не перемеряли, из ординаторской никто не вышел.