Пятнадцать ножевых
Шрифт:
***
Как-то незаметно вольница последних за время учебы отработок в народном хозяйстве опять вернулась к занятиям. Вспомнить пришлось многое. Даже психиатрию - ведь сейчас диагнозы ставят по старой МКБ-9, до десятого пересмотра международной классификации болезней почти двадцать лет осталось. Целая жизнь. Так что пришлось поднапрячься, чтобы соответствовать. У Панова, кстати, ни одной тройки до этого не было. Четверок с пятерками пополам. На стипендию тянул, значит.
Со скорой пришлось сократить смены. Я просто не смог бы работать в прежнем режиме, потому что тогда мне
Учиться оказалось легко и временами интересно. Хотя, конечно, что там увлекательного может быть на всяких гигиенах и политэкономии, сказать сложно.
И почему на все эти бесполезные марксистско-ленинские кафедры набирают таких упырей? Вот ни одного нормального человека ведь! Только и долдонят все шесть лет института, что без них настоящим врачом не стать. Ага, прямо закон учебы такой - чем меньше знания от них нужны, тем больше зверств. И мне попалась жесточайшая тётенька. Грымза требовала собственноручно написанные конспекты классиков, и не абы как, а в хорошем объеме. А кровь попортить эта кафедра могла. Легенды об изгнанных накануне госэкзаменов в конце шестого курса из-за конфликта с кем-то на научном коммунизме ходили упорно. Примерно так же, как о вылетевших за политические анекдоты, рассказанные по пьянке в общаге. И пришлось писать эту нудоту. Спасибо Лене Томилиной, сохранившей свои тетрадки. Золотая женщина, нечего сказать! Она мне этот набор слов еще и диктовала, чтобы побыстрее разделаться.
Я будто попал в течение и плыл почти без сопротивления. Учеба, дом, работа. Иногда встречался с кем-то из своих подруг. Да я чаще в Институт питания ходил. И не просто с Афиной Степановной чаи погонять, а помогать. Да, больше на должности “старший куда пошлют”, но мои навыки в быстром счете пригодились для обработки статистики. Все эти критерии Стьюдента и прочие выборки Манна — Уитни. Хоть и говорят, что настоящие специалисты на выкладки медиков в этой области без смеха смотреть не могут, но наш материал оказался не хуже других.
Статья ожидаемо никакого фурора не произвела. Ну вырастили, так даже не новый вид, чуть не сто лет в обед этой бактерии. Придумали как культивировать - молодцы. Самое удивительное в публикации - моя фамилия вторым и заключительным. То есть вот так и было напечатано: Морозов И.А., д.м.н., НИИ питания АМН СССР, Панов А.Н., студент 5 курса I ММИ им. И. М. Сеченова. Меня даже представили директору института Шатерникову - пожилому, лысому “колобку” в хорошем зарубежном костюме. Впрочем, членом ему по корреспонденту только кивнул и пошел дальше по своим делам. Зазнайка!
Ну, Морозову еще звонили коллеги - расспрашивали что да как.. А меня только на институтскую кафедру микробиологии затащили, да и то, в качестве экзотической зверушки.
А самое-пресамое мы нигде не афишировали. Вот сделаем - тогда…
***
Заполучив на руки статью - можно было отправляться к Шишкину. И в этой операции мне даже не понадобилась Лиза. Позвонил на рабочий телефон, напросился
– Ну, показывай, с чем явился, - Николай Евгеньевич провел меня в свой роскошный кабинет, откуда открывался вид на парк с голубыми елями. ЦКБ был городом в городе - здания в сталинском стиле, широкие дороги, пока шел - видел даже площадку со стоящим вертолетом. Походу это была первая и единственная гражданская медицинская вертушка на весь Союз.
Я выложил на стол журнал, открыл на статье.
Шишкин погрузился в чтение. А я принялся пересчитывать телефонные аппараты. Городской, внутренний, а вот этот с гербом - неужели знаменитая вертушка?
– Ну пока все выглядит скромно, - пожал плечами Николай Евгеньевич.
– Не вижу с чем тут можно идти к Чазову. Ну вырастили бактерию, доказали, что может размножаться в кислых средах…
– Хорошо размножаться!
– я забрал журнал, пролистал до таблиц.
– Но главное впереди.
– И что же это?
– Следующий эксперимент - докажет, что хеликобактер вызывает язвенную болезнь.
– И как же ты собираешься это сделать?
– полюбопытствовал Шишкин.
– Очень просто. Проведем у вас в ЦКБ под протокол гастроскопию. После чего выпью раствор с бактериями. Если появится гастрит или язва - буду шить фрак для Шведской академии.
Николай Евгеньевич даже не улыбнулся:
– Ты что у нас, Жак Понто?
– Кто это?
– Швейцарский врач, который изобрел сыворотку от укуса гадюки.
– Дайте догадаюсь. Он дал себя укусить змее
– Трижды. И трижды вкалывал сыворотку.
– Выжил?
– Выжил. Все три раза, - улыбнулся профессор.
Шишкин еще долго убеждал меня не рисковать своим здоровьем и начать обычные клинические испытания.
– Теряем время, - отказывался я.
– Да и эффект будет не тот. Пока научное сообщество раскачается, проверит и повторит эксперименты…
– Хочешь зайти через журналистов!
– догадался Николай Евгеньевич - Да.. тут что-то есть. Далеко пойдешь!
Шишкин поднял трубку телефона, набрал номер:
– Верочка? Да, я. Евгений Иванович у себя? Принять может? Да, срочно.
Доктор встал, поманил меня за собой:
– Ну пойдем знакомится с Чазовым.
Сама встреча с врачом Брежнева прошла на ногах. Евгений Иванович оказался мощным мордатым мужиком, в халате, с фонендоскопом. Он стремительно шел по коридору и мы с Шишкиным еле успевали за ним.
– Чушь, впрочем пусть, - Чазов совершенно не хотел вникать в новую теорию язвенной болезни, его волновали совсем другие вопросы. Слушая нас, он попутно давал разгона врачам, интернам, лаборантам, одновременно решал сразу несколько вопросов с двумя секретарями. Менялись этажи и коридоры, лица встречных сливались у меня в какой-то безумный калейдоскоп.
Опомнились мы только в больничной столовой, которая больше походила на первоклассный ресторан. У нянечек был передник и заколка официанток, на столах лежало меню.