Пыль дорог и стали звон

Карпов Илья Витальевич

— Предлагаю продолжить внутри. — Прервал Таринор, указав на приближающийся постоялый двор. Отдав лошадей на конюшни, компания отправилась вовнутрь, где Дунгар поспешил занять самый широкий стол.

— Короче говоря, — продолжал гном. — Когда начался бой, у нас глаза на лоб полезли. Этот эльф сбрасывает с себя всю одёжку, даже портки, и остаётся в чём мать родила. Хватает свой меч и несётся в самую мясорубку. Те разбойники, псы шелудивые, рты поразевали, опешили, мы их и порезали без труда. А тот ушастый принялся после боя у трупов уши отрезать. Причём не у всех, а только кого сам зарубил. Как он потом объяснил, это у них вроде как обычай такой. Он голышом подрался, уши отрезал, на верёвку

нанизал. Ту верёвку с ушами он как ожерелье потом носил и вообще никогда не снимал. Даже когда в бою с себя всё скидывал, верёвка та была при нём. И даже когда ушей стало много, а вонища от них по всему лагерю была, да такая, что ему наш командир велел спать поодаль, даже тогда он её не снимал. Такой вот был лесной эльф. Странный, конечно. У общего костра не сидел, всегда в сторонке что-то жевал, бормотал чего-то. Но рубился за троих. И говорил ещё, что его боги хранят или духи леса, не помню уже, потому он и невридимый выходит всегда. Но я-то знал, что это противников от его голой задницы оторопь брала, хехе. Но, стоит отдать ему должное, боец был ценный. Звали его как-то мудрёно и длинно, так что мы называли его Чудилой.

— И что же с ним стало? — Спросил Таринор.

— А что с ним могло стать? Стрелу арбалетную получил. И не одну: в пузо, грудь и горло. Уж не знаю, какая из них его убила, но нашли мы его уже мёртвым. Похоронили, конечно, как он и завещал, с ушами его драгоценными. Да, видать, тот арбалетчик Скайнов про лесных богов слыхом не слыхивал, вот и продырявил бедолагу, наплевав на них.

К столу подскочил румяный невысокий трактирщик.

— Чего изволите, добрые господа?

— Для начала, мил человек, принеси нам похлёбки из раков. Слышал я, в этих краях её готовят преотличнейше. — Гном облизнулся. — А ещё, думаю, никто не откажется от рёбрышек бараньих. Остальное пусть сами выбирают, а то на вкус и цвет, как говорится…

— Я б от кружки молока не отказался. — Задумчиво проговорил Таринор. — Или даже просто воды.

— Бросаешь пить? — Усмехнулся Игнат.

— Вроде того. И тебе бы не мешало, драконоборец похмельный. Драм, что насчёт тебя?

— Я соглашусь на стакан воды. — Равнодушно ответил эльф.

— Неужто не голодный совсем? — Спросил наёмник. — Смотри, путь не то, чтобы неблизкий, но всё же пройтись придётся порядочно. Ты ведь не отказываешься от похлёбки и рёбрышек?

— Не отказываюсь. — Интонация эльфа явно не говорила об аппетите.

— Случилось чего? — Поинтересовался Таринор, подкладывая под себя плащ.

— Прошу прощения, что встреваю в разговор, господа. — Трактирщик выглядел смущёным. — Нести всё сразу?

— А и неси, корчмарь! — Махнул рукой гном. — Я вот голоден как волк, мои спутники, думаю, тоже. Да, и к рёбрышкам будь добр каши перловой.

Откланявшись, трактирщик удалился, а наёмник вновь обратился к эльфу.

— Рассказывай, чего гложет?

— Я думаю о снах, которые видел в последние дни. Один и тот же сон снова и снова. В нём я убиваю какую-то девушку. Не знаю, за что, но это будто нечто важное, необходимое.

— Ишь ты, — присвистнул гном. — Эдак можно и умом тронуться.

— Мне кажется, это сны от Селименоры. В них всё в серебряных тонах и на небе всегда луна. Богиня будто даёт мне знак. Возможно, мне следовало пойти в Лунное пристанище вместо того, чтобы отправляться с вами.

— Чтобы тебя прирезали первые встречные ублюдки, которым не понравится вид твоего лица? — Заметил Таринор.

— Я могу о себе позаботиться.

— Слушай, Драм, я тебе клянусь, как только всё это закончится, лично тебя в Пристанище отведу. И будешь ты там спать спокойно, сны мучить не будут, боги являться перестанут… — Последние слова наёмник проговорил с улыбкой на лице.

Прибывшая

похлёбка и впрямь оказалась весьма недурной. Сытная, вкусная, без скрипящего на зубах песка, который наёмник имел неудовольствие находить в похлёбке из рака, что подавали в трактире близ Гилморена. Утолив первый голод, компания спокойно и обстоятельно принялась за рёбрышки.

— А что, не впервой здесь бывать? — Спросил жующий наёмник у Дунгара.

— А то ж! — Одним махом очистив ребро от мяса ответил гном. — Бывал здесь и не раз. Считай, Энгату вдоль и поперёк объехать успел, все хорошие места знаю. Знаю и плохие, где пиво разбавляют или мясо с душком. А уж сколько раз мне спьяну в рыло прилетало — и не счесть! Гордиться тут нечем, конечно, наш бородатый брат уж очень несдержан во хмелю. Я вот остепенился, а вот молодёжь гномья будто спит и видит, как бы в кабацкую драку ввязаться. Таким и самому по котелку настучать лишним не будет.

— Да, встретились мне давеча двое таких. — Вздохнул Таринор. — Пришлось успокаивать.

— И что, скажешь, двух гномов один уложил? Да ни в жизнь не поверю!

— Ну, у меня было поганое настроение, а они едва держались на ногах, так что мне понадобилось их лишь подтолкнуть. Утром извинялись, даже подарили одну безделицу.

— Что за безделицу, — Дунгар нахмурился. — Гномы, знаешь, не очень-то любезны с теми, кто бьёт им морду.

— Да вот, — наёмник достал шлем из сумки. — Шлем. Драм сказал, работа тёмных эльфов. Не проклят, не заколдован. Я его даже надевал, голова, как видишь, цела.

— Дай-ка. — Гном взял шлем и повертел в руках. — Действительно. А ну как он краденый? Об этом не думал?

— Ну, даже если и краденый, пока никто не заявился. Кстати, знаешь кого, кто такие вещи покупает?

— Есть у меня ювелир в столице знакомый. Пожалуй, ему можно сбагрить, он редкие металлы любит, а этот котелок явно не из железа.

— Так и поступим. Надо бы ещё придумать, что делать с лордом Майвеном. Слово короля, оно, конечно, закон. Вот только лорд может сослаться, например, на слабое здоровье. Мол, через пару недель приеду. А нам всё это время в Моирвене торчать? Я там бывал, гиблый городишко, прямо у леса стоит, что зовётся Северной рощей. Там эльфы лесные до сих пор живут, с горожанами торгуют. Уж не знаю, чем, наверное, дичью или ягодами. Люди там пропадали. Поговаривают, что в лес далеко зашли, вот их эльфы и утащили.

— Не завидую я тогда им. — С горечью сказал гном. — Знаешь, что эльфы делают с пленными? Или с теми, кто их законы лесные нарушает? Дерево из них выращивают. Задницей на саженец садят и магией своей эльфийской жизнь из человека дереву передают, оно и вырастает за считанные минуты. От бедняги, естественно, почти ничего не остаётся. Страшное дело. Уж в искусстве пыток они поднаторели.

— Этельдиар известны пытки, о которых эльфы поверхности и не догадываются. — Вмешался Драм. — Erweth'adessir возвели причинение боли в ранг искусства.

— Не стану спорить, друг мой. В Подземье не бывал, с тёмными эльфами не знался. Как-нибудь обязательно расскажешь. — Гном улыбнулся в усы.

За трапезой наёмник краем глаза замечал, как сидящая за другим столом компания то и дело оборачивалась на них, о чём-то оживлённо переговариваясь. Теперь же один из них направлялся прямо к столу Таринора. Это был крупный чернобородый человек в чистой, но потрёпанной белой рубахе чуть рваной по краям, но примечательнее всего был его взгляд. В нём читалось абсолютное спокойствие и смирение, будто этому человеку всё равно на то, что происходит вокруг, и он готов принять всё, что может и не может случиться. Наёмнику сначала показалось, что человек пьян, но его походка была слишком ровной. Но совсем пропали мысли о его нетрезвости, когда он открыл рот.