Пыль моря
Шрифт:
– А что у тебя с твоим пленником? Чудной он какой-то. Громадный, и словно острый.
– Сам ещё точно не могу определить. Тянет меня сила неодолимая к нему. Дикое буйство в нём меня околдовало. Неуёмная жажда жизни.
– А что ж он теперь, смирился?
– Трудно сказать, но думаю, что нет. Да и меня он уважает, как я надеюсь. Чутьём чувствую. Надёжный человек. И хотелось мне иметь у себя преданного по-настоящему человека. На своих трудно положиться.
– Ты не прав. Своих тоже много преданных, но найти их труднее. Каждый скрывает свои мысли.
– Одни беседчики да цзячжан-староста. Да ещё добровольных соглядатаев сколько. Озверились люди. Ближнего готовы продать за несчастный лян. Каждый выслужиться перед маньчжурами хочет. Даже мысли читать обязаны каждого. Отчитываются в этом.
– Тут ты прав, но и хороших людях забывать не надо. Дедушка говорит, что их очень много. Мало ли было восстаний, и против старых и против новых хозяев. И про ванов ты точно подметил. Вот и не помогла наша знаменитая стена.
– Да что вспоминать! – Тин-линь горестно махнул рукой. – Времена Чжан Сянь-чжуна[1] давно прошли! Найдутся ли ещё такие, а?
– Никто этого сказать не может. На юге-то находятся. Может, и у нас найдутся. Надо мечтать, ну и что-то делать, – лукаво улыбнулась пухлыми губами Сяоли. – А всё же, для чего ты возишься со своим пленником? Не понять мне. Скажи честно.
– Хотел бы, да сам ещё не знаю. Мысли бродят, а ясности нет, и не видится мне ничего впереди. Дедушка тоже ободряет, но тоже ясности не вносит. Всё думаю, а придумать ничего не могу.
– Не огорчайся, братец. Всему своё время.
– Пойдём лучше к дедушке. Он всегда тебя с нетерпением ждёт.
– Да и тебя тоже.
– Я всегда при нём. Уже надоел ему, – со смехом ответил Тин-линь.
Дедушка Вэй-си блаженно улыбался, увидев входящих к нему в комнату внуков. Лицо его порозовело, длинные седые усы мелко затряслись в беззвучном смешке. Развёл руки.
– Дорогие мои внучата! Как я рад видеть вас да ещё вместе! Проходи, Сяоли, садись. Порадуй старика, расскажи новости. Мне ведь не часто приходится их слышать.
– Милый дедушка! – она нежно поцеловала розовую щёку старика и обняла за морщинистую шею.
– Ишь, стрекоза, – довольно молвил Вэй-си.
Дед умильно смотрел щёлочками на молодое красивое лицо, но постепенно выражение его глаз становилось строже.
– Ты опять про старое! – недовольно проговорила Сяоли. – Не надо дурных мыслей, деда. Всё хорошо, не трави себя.
– Да, да, внученька. Ты права. Не стоит бередить старое. Не воротить прежнего. Да и как пойдёшь против силы. Сомнут – и не заметишь.
– Вот и хорошо. Дедушка, как хочется поговорить с тобой по душам. Но редко удаётся это.
– Не я виноват в этом.
– Конечно не ты, любимый мой дедушка!
– Ну, а ты что скажешь, хунхуз[2]?
– Много хотелось бы, да мысли путаются. Не поймаю никак.
– Это от того, что не знаешь куда направить свои мысли. Большая цель нужна, и вера, а ты мечешься, и не находишь ни того ни другого.
– Сам чувствую, а толку не вижу.
– Захочешь, так увидишь. Смотреть зорче надо. Глаза-то не мои. Молод и должен увидеть. Но надо хотеть.
– Хороший мой дедушка! Подскажи и направь, дедушка!
– ------------------
[1] Чжан Сянь-чжун по прозвищу Желтый тигр – предводитель крестьянского восстания в Китае во время последних лет империи Мин.
[2] Хунхуз – бандит.
Глава 9. Дедушка Вэй
Город в предпраздничной суете. Каждый дом расцвечен яркими и красочными фонариками из цветной бумаги, лентами, рисунками змей, драконов на дверях рисовали духов тигра. Запасались всевозможными материями и бумагой красного цвета для устрашения злых духов. На окнах и дверях появлялись изображения летучих мышей, и всегда их было пять. Они несли пять элементов счастья: удачу, почёт, долголетие, богатство, радость.
Лучшие писцы были заняты рисованием иероглифов с пожеланием счастья. Стены украшались рисунками рыб. Через улицы, засыпанные сугробами снега, протягивали верёвки, на них весело болтались красные ленты и цветы. Драконы вились кольцами и скалили зубы с красных же фонариков.
Мишка жадно смотрел на необычные приготовления к встрече нового года, а мысли витали в прошлом, когда он сам спешил домой на Бурею. Там он тоже предвкушал весёлые дни праздника нового года. Но то было благодатное время начала осени, а здесь праздновали начало весны. И хоть морозы стояли ещё жгучие, но в солнечные дни с кривых крыш звенела капель, а снег чуть заметно оседал. Детвора радовалась теплу и целыми днями гоняла в снегу свои нехитрые игры.
Тин-линь спешил разделаться со старыми долгами. Осенний набег на Амур сильно поправили денежное положение, поэтому не гоже нарушать обычай предков в канун знаменательного праздника. До наступления нового года надо обязательно рассчитаться с долгами.
Захватив Мишку, он обходил с полдюжины знакомых и, изощряясь в вежливости, вручал мешочки со звенящими лянами. Это были радостные встречи, и Мишка сам становился радостным и весёлым, глядя на смешные взаимные изъявления почтения и приветливые улыбки.
Мишкин мешок становился всё легче, пока в нём не осталось что-то лёгкое и мягкое. Догадался, что это были сохранившиеся со времён Амура серебристые шкурки соболя. Тин-линь берёг их для своей любимой сестры Сяоли.
Направились в центральную часть города, где жили маньчжурские нойоны. Мишка немного оробел, он побаивался приближаться к этой части города. Их обширный двор стоял у околицы, вдалеке от центра, и широко раскинулся у реки. Здесь же была другая жизнь. Высокие дома стояли тесно, но строились пышно и красиво, и уже сейчас цвели яркими красками.