Пыль моря
Шрифт:
– Наверное, сборщики женьшеня, но где же они сами? – Тин-линь озирался по сторонам с настороженным видом.
– Ладно, придут, а мы пока расположимся тут на отдых. Ружей не бросать, не зевать. Места глухие, неизвестно как нас примут.
Осмотрели фанзу. Там всё перевёрнуто и разбросано. Но видно, что люди только что покинули помещение.
– Видать, не дождаться нам хозяев, – сказал Мишка. – Вишь, как всё порушено. Ушли или бежали в поспешности.
Невдалеке раздался голос И-дуна. Он звал к себе и в крике слышался страх. Бросились к нему, продираясь сквозь густой подлесок.
И-дун стоял над лежащим в траве человеческим телом. То был тщедушный китаец, скорее старик, чем пожилой. Но определить с точностью было невозможно. Лицо измазано глиной и прелыми листьями. Одежда неопределённого цвета и покроя, тоже замызгана невероятно.
Мишка присел на корточки и нерешительно тронул руку.
– А ведь живой кажись, – заметил он, поднимая глаза на друзей.
– Неужели? Давай перенесём к свету, – предложил Тин-линь.
Подняли лёгкое безвольное тело. Глаза старика вяло открылись, в узких щёлках тускло блеснули зрачки. Губы едва дёрнулись, но слов никто не услышал.
Положили старика на сухом месте под навесом фанзы. Дождь перешёл в моросящий, и здесь, под навесом, всем казалось уютно и тепло.
– А ну спроси его, – обратился Мишка к И-дуну.
Но И-дун долго ещё бился с немощным, пока не разобрал его непонятный шёпот.
– Какие-то люди напали на него и убили сына. Где, не понять. Забрали корни женьшеня, он и вправду сборщик этого корня. Кажется, их было четверо, – И-дун с опаской оглядел товарищей.
Все тоже подумали о тех маньчжурах, что пытались их изловить.
– Откуда им здесь взяться, – успокоил Мишка. – Сколько дней о них никаких звуков. Нет, это другие.
– Говорит, что маньчжуры.
– Мало ли что он говорит. Сюда могут забрести с юга. Такие случаи уже бывали. Дед говорил со слов странников. Отправляются на грабёж и сбывают тихонько женьшень. Определи, где они его достали. Может сами нашли. Глушь, людей не встретишь. Кто донесёт?
– Правильно, Тин. Видно, так оно и было. А старика, скорей всего, бросили на мучения. Куда он денется. А может, подумали, что мёртвый.
– Хребет ему перебили. Видите, не может ничем двинуть. Весь в синяках, – Тин-линь приподнял руку старика и отпустил. Та с глухим стуком упала на землю.
– А ты, И-дун, слушай, может что ещё удастся разузнать, – торопил Мишка.
И-дун склонился к едва шевелящимся губам старика. Долго и напряжённо вслушивался И-дун в бессвязный лепет и бормотание. Устало поднялся и сел, привалившись к стене фанзы.
– Трудно понять его шепелявый голос. Сына требует отыскать и похоронить. Какую-то бутыль обещает показать. Что за бутыль?
– Наверное, настой женьшеня, – Тин-линь обшарил глазами вокруг. – Пусть говорит, а сына мы поищем. Как не похоронить, злым духам не оставим. И место сухое найдём. Говори ему.
И-дун остался со стариком, а все остальные рассыпались вокруг в поисках трупа. К вечеру обнаружили обезглавленный труп молодого китайца. Голову не нашли, остальное принесли к фанзе. Старик делал отчаянные попытки приподнять голову, но это ему не удавалось. Он покрылся потом, крупные слёзы катились из глаз, прикрытых сморщенными веками.
Уже стало темнеть, когда И-дун отошел от старика, который погрузился в беспамятство.
– Какое-то дерево указывает. Большое. Зачем, кто его знает.
– Может там спрятан настой, – предложил Тин-линь.
– Ладно, завтра поищем, а сейчас и поесть не мешало бы, – отозвался Мишка и принялся разжигать костёр. Дождик перестал, дрова были заготовлены. – Завтра днёвку устроим. Надо определить, куда подались разбойники, похоронить, да и передохнуть не мешает. Вымотались все.
Тревожно прошла ночь. За столько дней впервые спали под крышей, а не под открытым небом. Мишка часто вставал и вслушивался' в звуки ночи. Но кругом было спокойно. Вокруг доносились самые обычные лесные звуки, но тревога не покидала, и ночь не принесла отдыха.
– ----------------------
[1] Фанза — тип традиционного жилища, распространённый в Китае, Корее и на Дальнем Востоке России у коренных народов.
Глава 19. Неожиданная встреча
Они тяжело тащились, уже сами не зная, куда и зачем. Котомки опустели, в них лежали сырые тряпки и горсть риса. Отупевшие и измученные, путники с трудом передвигали ноги. Тяжёлые ружья больно бились за спиной. Два заряда берегли на всякий случай. Растянувшаяся цепочка людей молча брела, продираясь через заросли подлеска.
Вторую неделю брели после похорон несчастных китайцев и последней днёвки. Кажущаяся близость моря ободрила беглецов, но теперь силы их были на исходе. О близости моря ничего не говорило, а еда кончилась. Ювэй совсем обессилел, и его часто забывали. Приходилось ожидать и искать затерявшегося в густом лесу мальчишку. Мишка тащил его на руках под неодобрительным взглядом Тин-линя. Но от таких взглядов Мишка свирепел, и, задыхаясь от усталости, с остервенением вышагивал по камням.
Только один раз Тин-линь сумел подстрелить рябчика, и это была единственная удача за всё время после заброшенной фанзы женьшеньщиков.
К вечеру остановились возле завала, перегораживающего крохотную, но шумливую речку. Не стали даже сооружать шалаш. Развели костёр и вскипятили чайник. Сварили половину оставшегося риса, с черемшой он составил скудный ужин.
И-дун забросил пару крючков в мутные воды запруды. Сколько раз за последние дни он пытался поймать хоть какую-нибудь рыбёшку. По дороге ловили лягушек и червей. Мишка с отвращением пробовал кусочек, но на большее не отваживался. Однако китайцы ели, и это хоть как-то поддерживало их силы. Пили чай с листьями лианы лимонника. Изредка находили грибы на стволах, жарили на углях. Но всё это не восстанавливало силы, люди слабели с каждым днём.