Пылай для меня
Шрифт:
– Я облажался.
– Берн прислонился к тумбочке. Его серые глаза были полны раскаяния.
– У меня был экзамен по новой истории. Не самый легкий предмет, а мне нужно было получить четверку, чтобы не потерять стипендию, и потому пришлось зубрить. Я отдал дело Леону. Он проверил родословную и биографию, но забыл зайти в базу данных Министерства обороны.
– Все в порядке, - возразила я.
Леону было пятнадцать и заставить его сидеть смирно дольше тридцати секунд, было все равно, что пытаться засунуть кошку в душ. Берн потер переносицу.
– Нет. Не в порядке. Ты попросила меня об этом, и я должен был это сделать. Тебя ранили. Больше
– Не парься,- махнула рукой я.
– Я тоже раньше лажала. Такое бывает. Просто возьми себе на заметку в будущем проверять базу Министерства обороны. Ну как, получил четверку?
Он кивнул.
– На самом деле, это даже интересно. Ты знаешь историю про корову миссис О'Лири?
Мне очень нравилась история. Я даже подумывала сделать ее непрофилирующим предметом, но жизнь повернулась по-другому.
– Это она уронила лампу в сарае и начала Великий чикагский пожар где-то в 1860-х годах?
– В октябре 1871, - сказал Берн.
– Хотя мой профессор не думает, что это сделала корова. Он считает, что это был маг.
– В 1871? Сыворотку Осириса только-только открыли.
– Это, правда, любопытная теория.
– Берн пожал плечами.
– Тебе стоит поболтать с ним как-нибудь. Он довольно прикольный парень.
Я улыбнулась. Из-за работы у меня ушло четыре года, включая каждое лето, чтобы с горем пополам получить степень в криминальном праве. Берн получил академическую стипендию, потому что был умнее всех нас вместе взятых, и теперь неплохо себя чувствовал. Ему даже нравился хоть один из его предметов, помимо основных.
– Есть еще кое-что, - сказал Берн.
– Монтгомери хотят нас видеть.
Мой желудок совершил пируэт.
Мы принадлежали дому Монтгомери. Когда сбережений и денег от продажи нашего дома стало не хватать, чтобы покрыть медицинские счета отца, мы продали фирму Монтгомери. Технически, она было заложена. У нас был тридцатилетний срок погашения, и каждый месяц мы наскребали минимальную оплату. Условия нашей закладной практически делали нас дочерним предприятием «Международных расследований Монтгомери». Монтгомери очень мало интересовался нами до этого момента. Мы были слишком малы, чтобы быть им полезными, и у них не было причин беспокоить нас, пока наши счета выплачивались, а они всегда выплачивались. Я убедилась в этом.
– Они сказали, как можно быстрее, - сказал Берн.
– Это звучало как обычно?
– Нет.
Вот черт.
– Не говори маме или бабуле.
Он кивнул.
– Они только встревожатся.
– Да. Я позвоню тебе, как только выясню, в чем там дело. Может, мы просто забыли подать какую-нибудь бумажку.
Я была уже в дверях, когда он окликнул:
– Невада? Жена Джона Рутгера перевела деньги. Тысячу долларов, как и договаривались.
– Хорошо, - отозвалась я и вышла. Мне нужно было причесаться, навести презентабельный вид и пулей мчаться через весь город к стеклянным башням.
В самом деле, насколько плохо это может быть?
Глава 2
Асимметричная стеклянная башня «Международных расследований Монтгомери» возвышалась над соседними офисными зданиями, как акулий плавник из синего стекла. Все ее двадцать пять этажей блестели сотнями окрашенных кобальтом окон. Это должно было производить впечатление и наполнять вас благоговением перед великолепием дома Монтгомери. Я пыталась откопать немного благоговения, но заработала только беспокойство. Пройдя через металлоискатель, я направилась к сверкающему лифту. В послании от Монтгомери говорилось про семнадцатый этаж, так что, когда распахнулись двери, я вошла в лифт, нажала кнопку с цифрой 17 и подождала, пока кабина с шелестом стала подниматься. Какого черта им нужно?
Двери распахнулись, открывая широкое помещение c столом секретарши, сделанным из полированных труб из нержавеющей стали. Белый потолок находился на высоте, по крайней мере, двадцати пяти футов над глянцевым темно-синим полом. Я вышла, прежде чем лифт закрылся. Стены были чисто белыми, но огромная стена из кобальтового стекла за секретаршей делала дневной свет бледно-голубым, как будто мы были под водой. Все было сверхсовременным, чистым, и слегка бездушным. Даже белоснежные орхидеи на столе секретарши никак не добавляли пространству теплоты. «МРМ» могли обклеить это место купюрами и закончить на этом.
Секретарша посмотрела на меня. Ее лицо было безупречным, слегка загорелое с большими голубыми глазами и искусно подведенными бледно-розовыми губами. Томатно-красные волосы были завернуты в безукоризненную ракушку. Я могла видеть каждую из ее длинных ресниц, и ни на одной не было даже намека на комок туши. Она была одета в белое платье, которое обтягивало ее как чулок. Секретарша моргнула, глядя на мое лицо с синяками.
– Чем могу помочь?
– У меня назначена встреча с Августином Монтгомери. Я - Невада Бэйлор.
Я улыбнулась. Секретарша встала.
– Следуйте за мной.
Я так и сделала. Вероятно, она была одного роста со мной, но каблуки добавляли ей еще около шести дюймов. Она цокала вдоль изгибающейся стены
– Сколько времени это занимает?
– Прошу прощения?
– Сколько времени у вас занимает собраться утром на работу?
– Два с половиной часа, - ответила она.
– Они платят вам за это сверхурочные?
Она остановилась перед стеной из матового стекла. Белые морозные перья скользили и складывались в гипнотический рисунок на поверхности. Там и тут сияли и таяли нити из чистого золота. Ого. Часть стены скользнула в сторону. Секретарша посмотрела на меня. Я вошла в огромный офис. Должно быть, мы находились в углу плавника, потому что стены слева и спереди были из синего стекла. Белый ультрасовременный рабочий стол органично вырастал из пола. За столом сидел мужчина в костюме. Его голова была опущена, так как он что-то читал на небольшом планшете, я могла видеть только густые русые волосы с короткой и без сомнения дорогой стрижкой.
Я подошла и встала около белого стула рядом со столом. Хороший костюм, того цвета, между серым и истинно черным, который иногда называют вороненой сталью. Мужчина посмотрел на меня. Иногда люди, имеющие талант создавать иллюзии, уменьшали свои физические недостатки с помощью магии. Судя по лицу, Августин Монтгомери был Превосходным. Его лицо было идеальным, на манер греческих статуй, черты были мужественными и четкими, но не грубыми. Чисто выбритый, с крупным носом и решительным ртом, он был так красив, что заставлял вас глазеть. Его кожа практически сияла, а зеленые глаза впивались в вас с недюжинным интеллектом из-за практически незаметных очков. Ему, вероятно, требовалась защитная деталь, когда он покидал дом, чтобы отбиваться от всех этих скульпторов, которые хотели увековечить его в мраморе. Очки были искусным штрихом. Без них он был бы ожившим богом, но тонкая, как волос оправа позволяла ему приблизиться к нам, простым смертным.