Пыльная зима (сборник)
Шрифт:
– Теперь в зеркало посмотрись, – сказал Неделин.
– А иди ты! Хвали Бога вообще, что ноги унесешь, курва. Ты зачем это сделал? Что за шутки? Ладно, прощаю. Надо выпить по этому поводу.
– Надо, надо! – тут же явилась в двери кухни Любка.
– Любушка моя! – закричал Фуфачев, но Неделин выставил ее из кухни.
– Слушай меня внимательно, – сказал он Фуфачеву. – Так получилось, что я был вместо тебя. Матушку твою схоронил.
– Чью?
– Твою же, говорю.
– Разве померла?
– Померла, рыдать будешь после. Схоронил я ее, все честь по чести. Вернулся к жене, мы теперь в мамином доме живем, то есть ты с женой живешь. Она у тебя замечательная женщина.
– Ленка-то? Курва! Значит, это она с тобой живет?
– С тобой.
– Это как? А когда мама
– Она считает, что Фуфачев – это я, то есть что я – это ты. Потому что я временно был в твоем теле. Игра природы. Я марсианин. В общем, она нарадоваться на тебя не может: ты не пьешь, ты устроился на работу. Вот трудовая книжка, смотри. Видишь запись: принят такого-то в вагоноремонтные мастерские слесарем пятого разряда. Ты, оказывается, классным рабочим был. И опять будешь.
– То есть это как?
– Повторяю: я некоторое время был вместо тебя. У тебя замечательная жена, чудесные дети, только их воспитывать надо. Сейчас ты пойдешь к ним. Я отлучился костюм купить с аванса, мне аванс сегодня дали, я четвертый день уже работаю, аванс отвалили, понял? Вот тебе костюм, бритва, лосьон даже, чтобы ты вонял хорошо. Вот конфеты – детям. Вот духи – для Лены. Понял меня?
– Угу, – сказал Фуфачев, ничего не понимая.
– Я тебе даже так скажу: я бы сам там остался жить. Дом хороший, сад. В саду соловей поет, Фуфачев! Живи, пожалуйста, ладно? Тебя проводить домой?
– Да нет, мы уж сами… Всего доброго, как говорится, приятно познакомиться, – суетливо говорил Фуфачев и совал Неделину руку для прощания, подталкивая его другой рукой к двери кухни, а затем – к двери из квартиры. – Всего доброго, всего добренького, вали, курва!
И с треском захлопнул дверь.
– Чего такое? – спросила Любка. – Чего ему?
– Психи кругом!
– Это точно! – кокетничая, сказала подруга Любки.
– Сейчас будет три сюрприза! – объявил Фуфачев. Зайдя в кухню, он переоделся и явился перед женщинами преображенный, в костюме: – Сюрприз первый!
– Хорош! Хорош! – восхитились женщины.
– Сюрприз второй! – явился Фуфачев вторично – подняв над головой большой флакон огуречного лосьона. Этот сюрприз произвел на женщин гораздо большее впечатление, чем первый.
– Сюрприз третий! – закричал Фуфачев, с вжиканьем расстегнув молнию на брюках и показав.
– Ну уж и сюрприз, – равнодушно сказала Любка.
– Не скажи, не скажи! – закричала ее подруга и, схватив лосьон, стала наливать его в кружки, говоря со вздохами:
– Какие вы милые. Какие гостеприимные. Хорошие люди.
Фуфачев нетерпеливо выпил и поблагодарил ее за такие слова поцелуем, подруга Любки оказалась страстной и тут же в процессе поцелуя всунула длинный трепетный язык в рот Фуфачева, лаская и дразня его чуткие десны, утыканные осколками зубов.
Любка хохотала: она в любовь не верила.
ГЛАВА 41
Итак, с Фуфачевым Неделин расквитался вроде бы достойно – с физической и моральной прибылью для Фуфачева. А вот перед Владиславом Субтеевым было заранее неудобно. Ведь он за него успел достаточно пожить, он и пел за него, создав новый, так сказать, сценический образ, а главное – томило душу то ночное происшествие, когда он, возможно, сильно порезал человека. Вряд ли до смерти, и к тому же человек этот – преступник, но все же… Говорить ли об этом Субтееву? Эта шайка наверняка захочет отомстить, и значит, он подвергает Субтеева опасности. Но не находиться же вечно в чужой шкуре. Да, он виноват – а может, и не он виноват, а некое аномальное явление природы, орудием и жертвой которого он стал. Может, тут и в самом деле что-то связанное с космосом? Кто знает, кто знает – почему, например, Неделин в детстве любил сидеть по вечерам на балконе и смотреть в звездное небо? Он тогда выдумал вдруг, что если долго, очень долго смотреть на одну звезду, то можешь внезапно оказаться там, перенестись за секунду, и смотрел, смотрел, другие звезды как бы пропадали, оставалась лишь эта звезда и становилась все больше и больше, будто он приближался к ней, – но не хватало терпения довести эксперимент до конца; наверное, нужно было смотреть
Детские бредни, но ведь и понятие о коммунизме как высшей стадии человеческого развития тоже похоже на детскую мечту о том, что вот было бы здорово, если бы игрушки, конфеты и мороженое не продавались бы за деньги, а можно было бы взять сколько душе угодно. Подобные мечтания основываются на вере в то, что я буду разумен в той же степени, как и другие, а другие разумны, как я, и что никому не взбредет в голову, когда наступит обильное будущее, взять больше игрушек, чем требуется, и тем более рвать у кого-то из-под носа игрушку, но как быть, как быть с извечным человеческим желанием невозможного: играть во все игрушки мира сразу, иметь власть не только над собой (что, как уверяют философы, есть высшая духовная победа и радость), но и над тысячами, миллионами других, куда денется в каждом из нас тот владетельный султан, который держит в своем мысленном гареме больше женщин, чем суждено ему ночей до конца его жизни? Мрак, мрак, думал Неделин, впервые и неожиданно для себя наткнувшийся на эти мысли, вынужденный перерабатывать их в себе самостоятельно, дилетантски…
Проживая в гостинице последние деньги, Неделин целыми днями ходил по городу. Он уже терял надежду. В самом деле, почему Субтеев должен быть в Полынске? Если он не объявился и не настиг Неделина, это еще ничего не значит, с ним могло случиться всякое: угодил в психушку, уехал в южный город, откуда родом, под машину попал, наконец!..
Как-то вечером он забрел в пивной павильон возле танцплощадки, на которой уже вовсю толпилась молодежь – в небольшом пространстве, огороженном решетчатым металлическим забором, предохранением от безбилетников, те, однако, ловко перемахивали через забор на глазах у дружинников, и пока дружинники ловили одного, десять других проникали в очаг радости – деньги, предназначенные на билет, истратив пивом.
Неделин, облокотившись на перила, наблюдал за танцами. Музыка, толкотня, всеобщее возбуждение; так было давным-давно, когда их мужской технологический факультет пригласил на вечер факультет женский – филологический. Неделин сразу приметил двух подруг, которые не отходили друг от друга, стояли у стены посмеиваясь.
Одна была, естественно, красавица с пепельными распущенными волосами, другая тоже ничего себе, но, в общем-то, серенькая девушка: какие-то кудерышки на голове, глаза неумело обведены черным и синим. Неделин понимал, что шансов на красавицу у него мало, но возмутился своей медлительностью – и пошел приглашать ее на танец.
Красавица и серенькая девушка смотрели на него с улыбками: ну в чем дело?
– Разрешите? – спросил Неделин, глядя куда-то меж ними.
– А кого? – засмеялась красавица.
Неделин посмотрел на нее холодно и повернулся к серенькой девушке, оказывая ей подчеркнутое внимание.
– Вас!
Серенькая девушка пожала плечами (ну что ты сделаешь – пристают и пристают!) и милостиво подала руку. Звали ее – Лена.
Она и стала женой Неделина.
Знакомое лицо мелькнуло в толпе.