Раб и солдат
Шрифт:
— Вы же в ссылке, — подыграл я.
— И что? Видел, как живу, — похвастался князь-изгнанник.
«Ага-ага, — усмехнулся я про себя. — То-то ты полетел в Филиппополь, как про денежки услыхал. Интересно, тебя как-то заботит, что твой сын Ибрагим Карабатыр растёт не только безотцовщиной, но и нищим побирушкой? Мне об этом вскользь Белл сказал однажды».
Тему насчет сына я развивать не решился. Показал Сефер-бею на развалины вдали, до которых мы добрались, миновав веселые дачи консулов и пашей, разбросанных вдоль берегов Мерича. Знаменитый комплекс Эски-сарай из низких приземистых полуразрушенных зданий с высокой
— Султанский дворец! — эти слова были условным знаком для моих друзей.
— Век бы его не видел! — зарычал Сефер-бей. — Это ведь там султан подарил русским Черкесию. Все наши беды из этого места выросли, — он вдруг изменился в лице. — Эй, ты что задумал, алжирец? Ты зачем штык на ружье нацепил?!
Бахадур при всем своем желании ответить не мог. Вместо этого он ткнул в меня примкнутым к ружью штыком. Я стал падать.
[1] Дворец Эски-сарай долгое время был резиденцией султанов. В первую очередь, Баязида Второго. В 19 в. от огромного комплекса, не уступавшего Топ-капы, остались одни руины. Переговоры о заключении мирного договора с Турцией, закончившиеся подписанием Адрианопольского договора, велись в корпусе, лучше всего сохранившимся к тому времени. Командующий И. И. Дибич Забалканский жил в домике смотрителя Дворца. Упомянутое выше название Эдрене, вместо Эдирнэ, не ошибка. Так город назывался на македонском. Или Эдерн — на албанском.
Глава 13
Вася. Аул Псышопэ на реке Вулан, май 1838 года.
Ни вечером, ни следующим днем, ни через неделю Вася не дождался внятного ответа на вопрос, выполнит ли кузнец их уговор. Корячились до темна с промывкой надробленной породы, пока припасы не подошли к концу. Выпарили под пуд соли, ссыпав ее в заранее приготовленный мешок, и отправились домой.
Все это время Коченисса работала с мужиками, как двужильная. Не роптала. Готовила еду. Помогала выпаривать рассол. Походную жизнь терпела с завидным мужеством. И в кустики бегала наравне со всеми. И ледяной водой умывалась. Ее глаза горели страстью, когда она смотрела на Васю.
Он не получил долгожданного ответа и по прибытии в аул. Прямо с утра побежали с Исмал-оком в кузню проверить закалку с новой солью. И тут их планы полетели вверх тормашками. Пришел караван с индийским булатом. Исмал-ок как схватил круглые стальные лепехи, разрубленные пополам, так и не смог ни о чем другом думать. Он вытолкал Васю из кузни к поджидавшим заказчикам, после того, как Милов раскочегарил горн.
— Извини, урус, но секрет булата я тебе пока не покажу. Вутц — лишь заготовка. Настоящий булат делает правильная ковка. А это тайна великая есть. От отца к сыну передается. Тонкостей много. Нужно температурный режим уметь на глаз определять. Тебе право на такое знание еще заслужить нужно.
Вася понял одно: как Эдыг будет ковать кинжал, он не увидит. Сел расстроенный под ореховым деревом. Оставалось лишь ждать под гомон собравшейся толпы. К его великому сожалению, что-либо понять он не мог. А жаль! Было, что послушать. Об интересных вещах спорили поджидавшие кузнеца гости.
— Я вам, уважаемые, одно скажу: лучшего мастера, чем кумык из Дагестана Улла-Базалай, на всем Кавказе не сыскать. За шашками и кинжалами с его клеймом приезжают из Турции, Персии, Грузии и самого Петербурга, — безапелляционно заявил один из гостей.
— Что ж ты сюда приехал?
— Хочу кинжалы почтеннейшего Эдыга до ума довести. Он же отделкой не занимается. Только клинки кует. А я золотых и серебряных дел мастер.
— Почетная профессия! Хотелось бы взглянуть на вашу работу.
Седобородый горец подбоченился, надулся от гордости.
— Приезжай, покажу. Но недешево встанет, сразу предупреждаю. Рукояти делаю по семейному образцу. Исключительно из серебра и буйволиного или турьего рога.
— С превеликим удовольствием. Я, вон, своему сыну приехал клинок выбрать. Если вы кинжал к себе заберете в доделку, буду рад. Но сперва хочу лично красоту стали оценить. Табан, хорасан, шам имеют потрясающие пряди и завитки. Но мне по душе кара-табан[1].
— Говорят, — тихо сказал золотых дел мастер, — скоро русские начнут булатные клинки делать. Лет десять назад в Златоуст один армянин ездил. Учил тамошних мастеров. Да ничего у них не вышло. Тогда они на практику в Тифлис приехали. И там учились.
— И как? — заинтересовались все присутствовавшие.
— Сковали свои шашки!
— Не может быть!
— Верно вам говорю. У нас, у оружейников, друг от друга секретов нет, за исключением профессиональных. Новости быстро расходятся. Выковали клинки, но тифлисские мастера забраковали. Были трещины. Вот!
— Чепуха!
— Были, были русские мастера в Грузии. Приезжали. Мне свояк рассказывал.
На шум толпы из кузницы вышел Исмал-ок.
— Чего разгалделись?!
— Вот один мастер рассказал, что русских какой-то пройдоха научил ковать булат.
Кузнец расхохотался. Долго не мог остановиться. Наконец, утирая слезы, объяснил:
— Где много шума, там мало ума! Не пройдоха то был, а сын знатного мастера Геурка, Кахраман Элизаров. Секретом булата он не владеет. Русских он научил сварочной стали, прозываемой дамаск[2]. Вот только они сами уже научились ее делать еще лучше. Булат же — сталь тигельная, родом из Индии. Свойства свои приобретает при ковке. Никак иначе. Наверное, и Базалая вспомнили?
— Как не вспомнить?! — вскричал седобородый мастер. — Шашки его работы гранитные скалы рубят.
Кузнец снова рассмеялся.
— Вот, прямо рубят? Скалы?
— Скалы! — уверенно ответил главный спорщик.
— Рубят?
— Рубят!
— Да будет вам известно, уважаемый, что настоящий булат не рубит, а режет. Вот почему я только кинжалами занимаюсь. Принесите мне, когда я закончу, кусок самой крепкой буйволиной кожи, и я покажу вам, что такое правильный рез!
— Хочу такой кинжал! — закричал юноша, который приехал с отцом выбирать клинок. — Буду русских резать!
— Вон, под деревом сидит один, — хмыкнул Эдыг, показав на Васю. — Иди, зарежь, если он прежде тебе голову не открутит. Или пинков не надает, как Алчигиру из аула Тешебс.
Парень покраснел и спрятался за спину отца. Про историю с незадачливым похищением знала вся округа.
— Что ж до работы — великой работы — мастера Базалая из казанищевского аула, скажу так. Глупцы те, кто его булатником называет. Сабли, шашки, бебуты, кинжалы его работы — это все сварная сталь. Дамаск!
Размазав спорщиков тонким слоем, Исмал-ок сказал Васе, который чувствовал себя крайне некомфортно под взглядами собравшихся: