Раб моего мужа
Шрифт:
Она невольно взглянула на обнаженные тела, лоснящиеся в призрачном свете фонаря.
Люси — коренастая, с крутыми бедрами, крепкими ногами и тяжелой грудью, увенчанной большими ареолами черных сосков — смотрела на хозяина исподлобья, ощетинившись как загнанный зверь.
Самсон же стоял спокойно, с гордо поднятой головой. И ему впрямь было чем гордиться. Могучие плечи, развитые грудные мышцы, узкая талия, рельефный живот — его тело напоминало бронзовую статую греческого атлета. С той лишь разницей, что мужское оснащение греческих статуй обычно
Вспыхнув от жгучего стыда, Элизабет отвела взор.
Джеймс взмахнул револьвером в сторону негритянки.
— Давай, Люси, сделай так, чтобы у него колом стоял, — приказал он. — Ты же это умеешь.
Негритянка, злобно сверкнув глазами, подошла к Самсону и обхватила рукой его член. Несколько ритмичных движений, и орудие пришло в полную боевую готовность, приняв поистине внушительный размер.
— Смотри, дорогая, и учись, как нужно возбуждать мужчину. — Джеймс держал Элизабет за волосы, не позволяя ей отвернуться.
Впрочем, отворачиваться и не хотелось. Пусть она и сгорала со стыда, но какое-то болезненное любопытство не давало отвести взгляд от блестящей розовой головки, которая то обнажалась, то скрывалась под черной крайней плотью, когда Люси скользила рукой по стволу вверх и вниз.
— Возьми ее сзади, — хрипло приказал Джеймс.
Как ни странно, Люси без возражений и даже как будто с охотой забралась на койку и встала на четвереньки, оттопырив зад. Самсон подошел к ней, положил ей руку между лопаток и медленно провел ладонью вдоль позвоночника.
Люси как кошка выгибалась под его рукой, разве что не урчала, и Элизабет была готова поклясться, что негритянка изнывает от нетерпения. И куда только подевалось ее нежелание рожать Джеймсу рабов?
Самсон неспешно огладил пышные ягодицы, а затем обхватил Люси за бока и вошел в нее. Та сладко всхлипнула, а Элизабет вдруг к своему ужасу ощутила, как горячо и скользко стало у нее между ног.
Такое с ней бывало и раньше, когда она читала пикантные сценки во французских романах и давала волю фантазии… Но сейчас… В грязной негритянской хижине, наблюдая за таким непотребством… Да приличная леди скорее бы выколола себе глаза, чем смотрела бы на подобный разврат!
Вначале Самсон двигался медленно, но постепенно он наращивал темп, и в конце концов стал словно поршень вбиваться в Люси. Его широкую спину испещряли полузажившие шрамы, но взгляд будто магнитом тянуло к упругому, круглому как яблоко заду, ходящему ходуном в такт мощным толчкам.
Стоны, влажные шлепки, острый мускусный запах — все казалось каким-то безумным сном. Реальность будто подернулась маревом — горячим, липким, густым, и закружилась пестрым калейдоскопом, увлекая в бездонную круговерть.
В горле пересохло, на лбу проступила испарина — Элизабет, тяжело дыша, неотрывно смотрела на совокупляющихся рабов. Вот Люси испустила гортанный стон, и по ее телу пробежала заметная судорога. Самсон на секунду замер, а затем снова
Джеймс схватил Элизабет за руку.
— Пошли! — хрипло выдохнул он.
— Куда?
Вместо ответа, он заставил ее встать с табуретки и поволок за дверь. В лунном свете виднелся колодец, и Джеймс подтащил Элизабет к нему. Он толкнул ее грудью на сруб и задрал на ней ночную сорочку.
Совершенно неожиданно для самой себя Элизабет податливо выгнула спину. Она услышала, как муж привычно поплевал в ладонь, а затем ощутила, как головка напирает на вход.
— Да ты вся мокрая! — с удивлением пробормотал Джеймс.
Он вошел в нее, и это проникновение сладким трепетом отозвалось внизу живота. Впервые в жизни ей было приятно ощущать в себе мужской член. Перед глазами возник Самсон — голый и распаленный — и Элизабет со стоном подалась назад.
— Боже милостивый! Не узнаю свою жену! — выдохнул муж.
Он начал двигаться в ней резкими толчками, а Элизабет с готовностью подчинилась его напору, представляя, что ее берет не Джеймс, а Самсон. Мысль о том, что она, пусть и понарошку, изменяет мужу, дико завела ее.
Краем глаза она заметила, что в нескольких хижинах засветились окна. Но ей было на это плевать. Она бесстыдно стонала и так ненасытно двигала задом, что шлепалась о бедра Джеймса, на всю длину вбирая в себя его член.
С каждым толчком внутри нарастала горячая волна. Вздымалась, ширилась, набирала мощь. Напряжение стало невыносимым… Святые угодники! Еще немного… Еще чуть-чуть…
Протяжный стон за спиной оповестил о том, что муж достиг апогея. Элизабет отчаянно сжала мышцы, не желая выпускать его из себя… Еще!.. Пожалуйста… Еще!
Но обмякший член уже выскользнул из нее, липкой влагой мазнув по бедру.
Тяжело дыша, Элизабет лежала грудью на срубе колодца. От разочарования и досады хотелось рыдать. Она ощущала себя как страждущий в пустыне, которого поманили стаканом воды, а напиться не дали. Ну что ему стоило еще хоть на пару секунд задержаться в ней!
В голове постепенно прояснялось, и Элизабет вдруг осознала, что своими стонами перебудила половину поселка, а ее оголенный зад в лунном свете, должно быть, сияет как начищенный четвертак.
Она поспешно выпрямилась, одергивая ночную рубаху, и повернулась к мужу. Тот с прищуром посмотрел в ее глаза… и наотмашь залепил ей пощечину.
— Ты спятил? — взвизгнула Элизабет, хватаясь за горящую щеку.
— Сука! — сквозь зубы процедил Джеймс. — Кого ты представляла вместо меня? Этого ниггера?
— Не мели ерунды, пьяный дурак! — огрызнулась она.
— Пошли домой! — Он грубо схватил ее за локоть и поволок в темноту…
Полночи Элизабет проворочалась в постели, терзаемая мыслью: «Что это было?» Неужели она столь порочна, что зрелище, отвратительное любому нормальному человеку, пробудило в ней животную похоть? Как можно так низко пасть, чтобы на месте законного мужа представлять другого мужчину, да к тому же еще и негра?