Раб
Шрифт:
– Хорошо. – Андрей достал бумажник. – Сколько с меня.
– Оплата по окончании срока проката. Ваш срок до шести вечера. Не задерживайтесь.
– Да-да.
Андрей спрятал бумажник, взвалил всё на плечи и потащился к скале.
Пляж был пуст. Туристический сезон ещё не начался. Она вышла ему на встречу и поцеловала в щёку.
– Всё хорошо, милый?
– Да. Куда идём?
– Идём за скалы. Там камни – вода прозрачная, есть родник и ни души.
Долго взбирались по ступенькам, терпеливо вырубленным кем-то прямо в скале. Когда поднялись, в лицо ударил морской ветер. Внизу раскинулась небольшая каменистая бухточка, густо заросшая по периметру деревьями. Откуда-то сверху в море стекал ручеёк. Где-то выше слышался гул двигателей проносившихся автомобилей. Наверное, трасса.
Спустились вниз.
– Туда. – Она указала, где лучше поставить палатку и сняла с себя куртку и джинсы. Под курткой, уже знакомый Андрею красный топик. Подумав, она скинула и его, оставшись только в узких, завязывающихся на бёдрах трусиках от красного купальника. Скользнув босыми стопами по валунам, она толкнулась от камня сухими стройными ногами и иглой вошла в воду. Долго не показывалась над водой. Наконец, вынырнула, отфыркиваясь и закричала.
– Бросай всё, иди ко мне. Потом вместе расставим. – При этом она подняла руку над водой и что-то бросила на берег. К ногам Андрея с брызгами шлёпнулись её красные трусики.
Андрей бросился к воде, снимая на ходу одежду, а она смотрела на него, не отрываясь, и её лицо медленно становилось пунцовым.
– Снимай всё, милый, будем закаляться.
Пресытившиеся и измождённые, они выбрались на берег и тут же растянулись на горячих камнях. Она лежала на спине, широко раскинув ноги и руки и тяжело дышала. Солнце начало припекать спину Андрея. Он почувствовал, как она перебирает тонкими пальцами его ещё мокрые волосы.
– Я хочу есть, милый.
Не одеваясь, они уселись вдвоём на одном матрасе и начали жадно поглощать всё, что попадалось под руку. Утолив первый голод, выпили вина. Пили прямо из горлышка и за один раз прикончили целую бутылку. Часы показывали половину второго дня.
Андрей, было, дёрнулся ставить палатку, но она предложила немного вздремнуть. Надули второй матрас, сдвинули оба матраса и улеглись. Она обняла его рукой, положила голову на его плечо и закинула на него ногу, изогнувшись как кошка. Её горячее тело плотно прижалось, и он вновь почувствовал возбуждение. Она тут же оседлала его как дикая неутомимая наездница, и всё началось сначала.
Палатку установили уже на закате. Потом долго смотрели, как огромное красное солнце тонуло в чёрной воде. Волны переливались мириадами красных вспышек, пока их не поглотила фиолетовая мгла.
Потом Андрей развёл костёр. В котле забулькала гречка с тушёнкой. Закипел чай. Она сидела, положив голову на его плечо, и смотрела на огонь, не произнося ни слова. Андрей тоже молчал.
Он чувствовал, что влюбился в это юркое, черноглазое создание и никак не мог решить, что же теперь делать дальше. В голове возникали разные мысли. Он готов был жениться на ней хоть сейчас, но восемнадцать ей исполнялось только через два года.
Тем временем подошла каша, и они жадно набросились на неё. Она достала вторую бутылку вина, но оставила не откупоренной.
– Тебе хорошо со мной, милый?
– Мне ещё ни с кем так хорошо не было. И если бы не твои шестнадцать…
– То, что? – Она прекратила жевать и посмотрела ему в газа. – Женился бы на мне?
– Да. Женился бы.
– Она громко расхохоталась, откидывая голову назад.
– Я серьёзно.
– Да нет. Я просто представила рожу моего папочки.
– А ты?
– Что? – Её лицо сделалось строгим. – Что я?
– Ты бы пошла за меня?
– Ты, что, серьёзно, милый? – Она подняла брови.
– Серьёзно.
– И готов ждать два года? – Она вновь расхохоталась. Только на этот раз как то зло, с хрипом в горле.
– Да. Так, что?
– Ты хочешь, что бы я ответила тебе?
– Да. Хочу.
Она широко открыла глаза, поглотив ими всё вокруг, и Андрей увидел, как в зрачках, пляшут языки пламени костра. Потом она приблизилась и прильнула губами к его губам. Она вновь до боли сжала его шею и изогнулась, прижимаясь к нему тазом. Оторвавшись, она продышала ему в лицо:
– За тебя бы я пошла, милый.
Андрей попытался обхватить её руками, но угадав, она отпрыгнула и вновь захохотала.
– Хочу вина. – Андрей взялся за бутылку. – Я сама открою. А ты, милый занеси всё в палатку.
Андрей уложил на дно палатки матрасы, расстелив сверху спальные мешки. Он бросил взгляд на подвешенный к стенке палатки телефон – 23:45. Уже совсем стемнело. Она вползла минут через пять. В одной руке откупоренная бутылка и две кружки, в другой – пакет с остатками фруктов. Она уселась напротив него, сложив ноги по-турецки. Одежду они так и не надевали. Она налила вино в кружку и протянула ему. В темноте её глаза сверкали как две звезды. Потом она налила вина себе.
– За тебя, милый.
– За нас. – Андрей поднял кружку и осушил её залпом.
Потом снова была любовь. Потом сон тяжёлой плитой навалился на него. Проваливаясь в темноту, он чувствовал на плече тепло её щеки.
Потом перед глазами поплыли картинки.
Он нёс её на руках, спускаясь по ступенькам ЗАГСа. Она в белом. Ветер развивает фату. Ступени лестницы усыпаны кроваво-красными лепестками роз. Вокруг никого. Только плотной стеной стелется туман. Он окружает их. Обволакивает белой пеленой. Андрей смотрит под ноги. Его глаза расширяются от ужаса. Лепестки превращаются в хлопья крови. Он видит край белого платья, волочащегося по ступеням. Кровь впитываясь, быстро поднимается вверх по белой ткани. Он поднимает глаза. Она смотрит на него и вместо глаз он видит две чёрные дыры. Всё скрывает мгла.
Глава 4
Сон вернулся новым кошмаром. На этот раз Андрей куда-то летел, куда-то глубоко, в холодную чёрную бездну. По пути он всё время натыкался на что-то, ударялся головой, спиной, животом, коленями. Он попытался выставить перед собой руки, но их не оказалось. Их не было. Он чувствовал это. Вернее он не ощущал рук вовсе. Но больше всего его пугал тот факт, что на нём абсолютно не было никакой одежды. Голый, безрукий, он проваливался всё глубже и глубже.
Почему-то очень сильно пахло бензином и пылью. Вокруг стоял металлический грохот. Что-то гремело. Ветер обдувал голое тело со всех сторон, и от этого становилось жутко холодно и страшно. Страшно не от того, что он падает, страшно от того, что неизвестно куда.