Работа над ошибками
Шрифт:
Сперва я рассказала ей про «рашн джем». Мама поохала, а потом так смеялась! После этого я сообщила, что у нас появился новенький.
— Симпатичный? — немедленно поинтересовалась она.
— Да вроде бы ничего, хотя кто его знает. Время покажет, — по-моему, мне удалось произнести это совершенно равнодушно.
Однако мать тут же очень странно на меня посмотрела. Правда, от комментариев воздержалась.
— Ну, новенький так новенький. А уроки ты уже сделала?
— Нет, — только сейчас я вспомнила об этом. — Говорю
— Да ты что! — посмотрела на меня мама. — А ну, марш быстро и делай. Двоек в последней четверти хочешь нахватать?
— Ладно. Сейчас. Нам не много задали.
И я поплелась в комнату.
Утром, стараясь не разбудить маму, которая встает гораздо позже меня, я начала рыться в шкафу, прикидывая, что лучше сегодня надеть. К счастью, в нашей школе у Сретенских ворот форму пока не ввели. Хотя слухи об этом усиленно ходят. По-моему, если это сделают, будет просто ужасно, все мы мгновенно станем совершенно одинаковыми. Надеюсь, у взрослых, которые это решают, хватит ума отказаться от столь бредовой идеи. И ведь сами же в детстве свои школьные формы люто ненавидели. Мне мать об этом рассказывала. Значит, что получается? Они мучились, мучились, а потом выросли и забыли. И теперь активно агитируют за форму. Полный бред.
Однако пока этого не случилось, я смогла одеться как хотела. И в то, что подчеркивает достоинства моей фигуры.
На занятия я явилась достаточно уверенной в себе. Пришла я заранее, но в коридоре возле еще запертого класса уже стояли Клим и Агата.
— Климчик! Неужели ты живой? — не без ехидства осведомилась я.
— А почему мне не быть живым? — он с удивлением глянул на меня.
— Ну, как же. А поход к зубному врачу? — продолжала я.
— Не было никакого похода, — откликнулся он.
— Почему не было? — изумилась я. — Вы же собирались.
— Не дошли, — хихикнула Агата. — Клим сейчас как раз начал рассказывать. Ой, — с мольбой посмотрела она на него, — умоляю, давай по новой. Я с удовольствием еще раз послушаю.
— Ладно уж, — улыбнулся Клим и начал рассказывать: — Собрались мы к врачу. А предок мой в этот момент отбирал картины. Ему выставку устраивают в Питере. А у него для перевозки работ специальный сундук имеется. Там есть такие специальные пазики. В них вставляются картины на подрамниках, и везти их очень удобно, потому что с ними ничего не случится.
Предок сундук раскрыл, протер, подготовил и отправился наверх к себе в мастерскую за картинами. А он как раз серию портретов сделал под формат этого самого сундука. Очень удобно на выставки возить.
Предок удалился, я обедал, бабушка готовилась к походу в поликлинику, а Мишка с Гришкой носились по квартире и хором орали: «Не хотим к зубному врачу! Он плохой и нам сделает больно!»
Вдруг стало совершенно тихо. Мне это совсем не понравилось. Тут как раз бабушка кричит мне из своей комнаты:
— Климентий, ты доел?
Я отвечаю:
— Доел.
— Тогда веди ко мне Мишку с Гришкой одеваться.
Я кричу:
— Мишка, Гришка, ко мне!
Тишина. Я обозлился и еще громче крикнул:
— Ну, сейчас будут репрессии!
Снова ни ответа, ни привета. Я начал их искать. Обшарил все места, где они обожают прятаться. За диваном в большой комнате. В стенном шкафу. На вешалке среди пальто и плащей. За тяжелой бархатной портьерой у родителей в спальне. Обычно они столько времени не выдерживают, начинают хихикать, и я таким образом их нахожу. Но тут — ни звука.
Мне даже нехорошо стало. Неужели, думаю, предок дверь за собой запереть забыл или нарочно не стал запирать, чтобы потом с ключом не возиться? Руки-то у него будут картинами заняты. Вот эти бандиты заметили и выскочили на лестницу. А бабушка опять:
— Клим, я вас жду. Чего вы там канителитесь?
— Сейчас! — ответил я и вынесся на лестницу. Дверь была заперта. Но я решил, что эта талантливая молодежь могла ее за собой захлопнуть.
На площадке — никого. Я взбежал вверх по лестнице и подергал дверь отцовской мастерской. Заперто.
— Папа! Папа! — принялся я стучаться.
Дверь распахнулась.
— Ты чего, Клим? — высунулся в проем отец.
— Близнецы с тобой? — спросил я.
— Да нет, — устало отмахнулся предок. — Они в большой комнате.
— Ничего подобного, — возражаю.
— Значит, за диван спрятались, — потеребил бороду предок.
— Нету. Смотрел, — вынужден был я вновь возразить.
— Значит, где-то в другом месте спрятались, — раздраженно откликнулся отец. — Слушай, иди и сам поищи. Мне некогда. У меня еще куча дел, а времени до отъезда в обрез.
Он начал было закрывать дверь, однако в последний момент замер и, изменившись в лице, прошептал: «Сундук». Потом, отпихнув меня, кинулся вниз.
Сперва я решил, что отец мой чокнулся. Но потом до меня дошло: сундук — единственное место, куда я в поисках Мишки и Гришки не заглядывал. Потому что он был закрыт. Я ринулся следом за предком. В большую комнату мы с ним влетели одновременно.
Из закрытого сундука слышался жалобный хоровой рев. Отец рванул на себя крышку. Она не подалась. Предок с безумным видом уставился на меня. В комнату влетела бабушка:
— Станислав! Климентий! Где дети?
— Там, — ткнул пальцем в сундук отец. И вдруг как заорет: — Елизавета Павловна! Почему вы так плохо за ними следите?
У бабки челюсть отвисла. Отец вообще на нее ни разу до этого голоса не повышал. Тут до нее тоже дошло, что случилось, и, кинувшись на сундук, она завопила:
— Станислав! Открывайте скорей! Они сейчас задохнутся!
А отец еще громче орет:
— Как я могу открыть, если там кодовый замок? Мишка! Гришка! Вы колесики вертели?