Работа над ошибками
Шрифт:
Отсмеявшись, мальчишки встали перед новой дилеммой: сообщать или не сообщать родителям о вызове в школу.
— Зачем? — пожал плечами Клим. — Инцидент-то исчерпан. На какую тему теперь Нике и Макарке В.В. беседовать с нашими предками?
— Но, с другой стороны, нам никто не говорил, что теперь наши предки не нужны, — засомневался Будка. — Вдруг они все равно хотят с ними встретиться? Я, например, дома ничего не скажу, мои предки не придут, а им начнут из школы на работу названивать.
— И разыграется у тебя, Митенька, новый акт драмы, — съязвила я.
— Между прочим, совсем не смешно, — надулся он. — Если бы не история с шариками, я бы вообще ничего не боялся. А так...
— Да нет, ребята, — вмешался Сидоров. — Думаю, Макарке В.В. и Нике завтра
— Ох, Тимурчик. Никто, — многозначительно произнесла я.
Но этот толстокожий, не почувствовав никакого подтекста, снова расхохотался:
— Вот видите, даже Адаскина понимает!
Я только губы поджала, а про себя подумала: «Ну погоди, Сидоров, уж я найду способ тебе отомстить».
Дома у меня никого не было. Под словом «никого» я имею в виду свою маму. Мы с ней живем вдвоем. Отца своего я вообще не помню. Они с матерью разошлись, когда мне еще года не было, и в сознательном возрасте я его не видела. Как заметила однажды мама, «следы его потерялись на просторах нашей необъятной родины». Но вообще-то, она говорить про него не любит. А я особенно и не спрашиваю. Конечно, хоть раз взглянуть на него мне было бы интересно. У нас почему-то даже ни одной его фотографии нет. Так что, столкнись мы где-нибудь с ним, я его и не узнаю. Мне только одно точно известно: я на него совсем не похожа. Все вокруг уверяют: «Ты, Зойка, вылитая мама». Да я и сама вижу, что почти ее копия. Во всяком случае, ее фотографии в четырнадцать лет можно запросто перепутать с моими нынешними. Разве что качество снимков с тех пор изменилось. А так — как две капли воды. Жить нам вдвоем прекрасно, и квартира у нас, можно сказать, уникальная. Ни у кого такой нет. Она расположена в арке старого дома, в переулке недалеко от Сретенского бульвара. Не знаю уж, кто и в какие года догадался застроить эту арку. Маминой семье квартира досталась уже такой: огромная комната в два окна. Сводчатый потолок напоминает о бывшей арке. Большая прихожая. А вход к нам отдельный, прямо с улицы. Правда, раньше было довольно страшно, потому что по вечерам и ночью в дверь без конца кто-нибудь ломился. Но теперь зато тишина. В нашем доме на первом этаже сделали несколько офисов, и там есть охрана. А еще мама совершенно случайно выиграла в магазине видеодомофон, и нам его установили вместе с металлической дверью. Теперь, во-первых, мы можем видеть, кто к нам идет. И, во-вторых, посторонние даже близко к нашей двери не подходят, считая, что это тоже офис.
Мама рассказывала, что раньше в квартире жили ее дедушка с бабушкой, родители и брат с сестрой. Как они все помещались в одной единственной комнате — непонятно. Но мама говорит, что тогда у людей об этом были другие представления. Считалось, что они живут еще сравнительно просторно, к тому же в отдельной, а не коммунальной квартире и одной семьей. Например, мамина школьная подруга обитала в трехкомнатной коммуналке, где каждую из семиметровых крошечных комнат занимало по семье. Мамина подруга жила только с мамой и папой, соседняя с ними комната принадлежала одинокой старушке, а третью занимали муж с женой, их тройняшки и еще дедушка. Вроде бы даже не совсем им родной.
В нашей квартире густонаселенность кончилась еще до моего рождения. Мамины дедушка с бабушкой и родители умерли. Брат женился, сестра вышла замуж, и оба переехали. Так что сперва в арке осталась одна мама, а потом появилась я.
Мама у меня портниха. Раньше она работала в ателье недалеко от дома. А теперь перешла в один из бутиков в ГУМе. Подгоняет клиентам одежду. Но я лично считаю — она вполне бы могла стать модельером. Она ведь не только классно шьет, но еще и придумывает потрясающие фасоны. Это позволяет нам, как она говорит, «сводить концы с концами». Мать шьет частным образом для знакомых и их друзей. Конечно, сейчас в Москве можно купить любую одежду, но фигуры-то не у всех стандартные. Вот люди и обращаются к маме. Однако свое настоящее дело ей организовать пока не удается. Для этого нужны деньги, и много денег. А у нас их нет. Но, может, когда-нибудь появятся.
Я, между прочим, тоже умею шить. Пока, конечно, не так хорошо, как мама. Но я учусь. Во всяком случае, костюмы к нашим школьным спектаклям придумываю сама, и от них все тащатся. Вот вырасту, окончу Текстильный институт, выйду замуж за богатого человека, тогда мы с матерью наконец сможем организовать собственную фирму. И всем покажем, на что способны!
Но пока это только мечты. И кто знает, сбудутся ли они? Хотя, конечно, очень хотелось бы. Потому что несправедливо, когда одним — все, а другим — почти ничего. Вот у Агаты все есть. И мама, и папа, и бабушка, и еще одни дедушка с бабушкой, которые живут отдельно от них. И родители хорошо зарабатывают. И собака есть, Бесик, левретка. Я тоже с детства мечтала иметь собаку. Но мать не согласилась. Ее в детстве однажды жутко искусала собака, и с тех пор она боится их. Даже совсем маленьких. Один раз мы завели кота. Но весной он, как обычно, ушел гулять в форточку и больше не вернулся. Я так тогда плакала из-за Мурзика. Он был очень красивый, дымчато-серый. Единственная надежда, что он у кого-то другого прижился. А у меня на память о нем остался только мой собственный рисунок. Он спал, а я его акварелью нарисовала. Получилось похоже. А еще у Агаты есть Клим. Он на нее чуть ли не в первом классе глаз положил. И, главное, ни на кого, кроме Дольниковой, не обращает внимания. Хотя за ним бегает половина девчонок нашей школы.
Честно сказать, когда я бываю дома у Агаты, то начинаю думать, что и у меня могла бы быть такая семья. Папа, мама и хоть одна бабушка. Или, например, как у Клима, — полно братьев и сестер. Правда, он на них иногда жалуется. А у меня есть только один двоюродный брат, да и он уже совсем взрослый — двадцать пять лет. Поэтому, когда мы с мамой бываем у них в гостях, он меня в упор не видит.
С другой стороны, чтобы была нормальная семья, мама должна опять выйти замуж. А вот как раз этого-то мне и не хочется. Как представлю себе, что у нас в квартире поселится какой-нибудь чужой дядька! Бр-р! Небось сразу начнется: то нельзя, это нельзя. Еще воспитывать меня примется.
Мама у меня еще молодая, и к тому же очень хорошенькая. У нее полно поклонников. Двое из них имели очень серьезные намерения. Один, дядя Лука, мне вполне нравился. Во-первых, он никогда не приходил с пустыми руками и все время мне что-нибудь дарил. И не просто так, абы подарок сделать, а ты не знаешь, куда его потом девать. Нет, он сперва всегда со мной разговаривал и, словно бы невзначай, выведывал, что мне интересно и о чем я мечтаю. Поэтому его подарки всегда приносили радость. Они были... специально для меня.
И дело даже не в том, что он делал подарки (не такая уж я корыстная!), а в том, что ему и впрямь хотелось меня порадовать. Такое никогда не изобразишь и не притворишься. Или это есть в человеке, или нет.
Когда Лука появился в нашей жизни, я была еще совсем маленькая. Только во втором классе училась. И мы с Агатой тогда еще вовсю в куклы играли. И вот однажды ей подарили роскошную книгу про старинных кукол, кукольные домики и их содержимое. Всякую мебель, посуду, утюжки, самоварчики... В общем, мы с Агатой этими домиками просто заболели.
В результате Агата получила от предков на день рождения домик для Барби со всей обстановкой и даже с бассейном. В него наливалась вода, и Барби могла там плавать. Конечно, это не старинный кукольный домик, но тоже совсем неплохо. А для игры, может, даже и лучше. Все из пластика, а значит, не разобьется.
Вообще-то, я редко кому-нибудь завидую. Но тут... Знаете, я просто умирала от зависти. Но мне было ясно: мама такое мне на день рождения подарить никогда не сможет. Таких денег у нас нет. Мне оставалось только мечтать да рассказывать дома, как мы играем с Агатой. А книжку про старинные кукольные домики Агата мне несколько раз давала домой. Мама смотрела, и дядя Лука — тоже. И оба они восхищались, какая потрясающая работа. Особенно дядя Лука.