Работа над ошибками
Шрифт:
— Ой! — громко выдохнула она. — Ладно уж. Попрошу.
Я жутко обрадовалась. Если мы останемся в пустом компьютерном кабинете вместе с журналом, то у нас будет возможность как следует его изучить. И, главное, без всяких свидетелей. И тогда вечером я, наверное, позвоню ему.
— Зойка, — отвлекла меня от мечтаний Агата. — Я, конечно, помогу тебе. Но ты все-таки еще раз до завтра подумай: тебе действительно это надо?
— Надо! Надо! Надо! — проорала я. — И вообще, пока. Пошла домашку делать.
Кинув трубку, я закружилась по комнате. Завтра у меня будет его телефон! Правда, меня почти
Входная дверь громко хлопнула. Я от неожиданности подскочила на диване, где лежала после разговора с Агатой, думала и мечтала.
— Зойка, ты дома? — вбежала в комнату мать.
— Как видишь, — я с трудом возвращалась к действительности.
— А почему без света валяешься? — поинтересовалась мама.
— Я? Без света?
Мне только сейчас стало ясно, что комната утопает в сумерках. Сколько же я, интересно, так пролежала? Когда мы кончили говорить с Агатой, было еще светло и солнечно.
— У тебя что, голова болит? — заботливо склонилась надо мной мать.
— Совсем не болит, — торопливо ответила я. — Просто, видимо, я задремала.
Вообще-то я днем никогда не сплю, и мать отнеслась к моему объяснению настороженно.
— Ну-ка, дай лоб пощупаю. — Я ощутила ее прохладную ладонь. — А то по Москве вирус какой-то весенний гуляет. У нас в магазине два продавца больны.
— Да нет, мама, нет, — одна только мысль, что я завтра могу остаться дома, привела меня в ужас. Тогда с телефоном Артура придется ждать целых два дня. А я такого не выдержу.
— Холодная. Можно даже температуру не мерить, — к счастью, мама совершенно успокоилась по поводу моего здоровья.
— Ну, говорят же тебе! — и я нарочно бодро вскочила с дивана.
Мама уже включила верхний свет и два бра, и в нашей комнате стало очень уютно. Когда я была поменьше, то всегда с таким нетерпением дожидалась возвращения мамы с работы. Потому что вечерами мне в нашей пустой квартире делалось страшно. Я везде зажигала свет, но все равно она наполнялась пугающими шумами и шорохами. А весной и летом я очень боялась грозы. Стоило ударить грому, я скидывала подушки под наш огромный стол, хватала с дивана плед, утягивала за собой лампу на длинном шнуре и так там сидела. Скатерть со всех сторон доходила до самого пола. И мне казалось, что я надежно защищена от молнии, если ей вдруг вздумается угодить в наше окно.
Теперь мне уже давно не страшно одной в квартире. Но если быть совсем честной, грозы я до сих пор немного боюсь, и при ее приближении меня нет-нет, да и тянет в мое старое убежище. Но этой весной пока еще ни одной грозы не случилось. Хотя погода для апреля стоит удивительная. Тепло, будто летом, и деревья уже вовсю зеленеют.
Мама начала переодеваться и посмотрелась в большое зеркало, где можно видеть себя во весь рост.
— Зойка, тебе не кажется, что я немного поправилась? — с тревогой спросила она.
Я внимательно пригляделась к ней. Вообще мы с матерью — девушки невысокие и, как говорит Агата, пухленькие. Так что об особенной худобе речи быть не может. Однако мама совсем не поправилась. По-моему, она просто в отличной форме. Так сказать, там, где надо, выпукло, а где не надо — вогнуто. Талия у матери, между прочим, даже на целый сантиметр тоньше, чем у меня. Это из-за пирожных. Мама их ест через раз, а я всегда, когда представляется случай. А фигура требует жертв. Вот с жертвами у меня пока как раз и не получается. Но, если надо, я смогу. На силу воли не жалуюсь. Кстати, на этой неделе совсем откажусь от сладкого.
— Где ты витаешь? — повысила голос мать. — Я, между прочим, к тебе обращаюсь. — И, с критическим видом пощупав себя за талию, она осведомилась: — Как, по-твоему, это не лишнее?
— Совсем нет, — искренне заверила я.
— Ну тогда, пожалуй, съем, — с облегчением произнесла мать. — Тем более они совсем маленькие.
— Кто там еще маленький? — совершенно ничего не поняла я. — И кого ты собираешься есть?
— Не кого, а что, — улыбнулась мама. — Ну-ка быстро на кухню. Ставь чайник!
— Опять пирожные купила! — исторгла трагический вопль я. Вот и проявляй после этого волю. — Мама, мы ведь с тобой решили. Ну, хоть недельку без пирожных.
— Я и не покупала, — принялась оправдываться она. — Просто сегодня при нашем бутике открыли кафе и всех работников угощали бесплатно. А я на месте есть не стала. Взяла с собой. Да ты не волнуйся. Они совсем крохотные.
И, открыв сумку, мама поставила на стол маленькую картонную коробочку. Пирожные и впрямь оказались микроскопические. Словно для кукол из моего домика. Это были корзиночки с заварным кремом и живыми ягодами. Там и пробовать-то было особенно нечего. Каждая корзиночка на пол-укуса. Нам даже чаю не потребовалось. Чай мы пили потом. С бутербродами. Наверное, хозяин бутика специально такие пирожные изобрел. Вроде и вкусно, и в сознании остается, что пирожное съедено. А вред для фигуры почти нулевой.
— А вот теперь, — сказала мать, — даем друг другу зарок: две недели без единого пирожного.
Я кивнула. Такие зароки мы даем друг другу постоянно. Но почему-то они вечно нарушаются. То кто-нибудь в гости незапланированно зайдет с вкусным тортиком. То маме клиентки бутика коробочку-другую шоколадных конфет подарят... В общем, море соблазнов. Но на сей раз я все-таки постараюсь выдержать. Эх, только бы завтра все с телефоном вышло.
— Зойка, где ты опять витаешь? — вновь потребовала моего внимания мать. — Что у вас в школе интересного?