Рабы любви

Картленд Барбара

— В этом были виноваты греки. Они затевали настоящие побоища! — сказал лорд Кастльфорд.

— Греки никогда не считают, что они в чем-то виноваты, — ответил посол, — и хотя их король — баварец, это одна из черт, которую он перенял у этой страны — своей «приемной дочери».

— От ваших слов я начинаю нервничать! — произнес лорд Кастльфорд таким тоном, что было ясно: он говорит не всерьез.

— Вы справитесь с этим заданием так же хорошо, как справлялись и со всеми прочими, — заверил его лорд Стрэтфорд. — Справитесь, при

вашем уме, твердом характере и дипломатичности, ведь вы уже вызвали расположение к вам министерства иностранных дел.

— Надеюсь, вы правы!

Судя по тону лорда Кастльфорда, было понятно, что он невероятно самоуверен.

Лорд Стрэтфорд вздохнул, словно был отчасти разочарован чем-то таким, чего не мог выразить словами. Затем он взялся за перо.

— Я напишу и запрошу султана об аудиенции с вами, — сказал он. — Я знаю, что он захочет с вами встретиться. И личное знакомство с ним, я уверен, поможет вам в ваших взаимоотношениях с королем Отгоном.

Ямине было трудно спать в гареме. Она лежала без сна, обдумывая слова Михри о намерениях черного евнуха.

Ей с трудом верилось, что это правда, и все же она знала, что Михри не станет необоснованно ее запугивать.

Теперь, глядя по сторонам, она не могла не заметить, что Кизляр Ага часто поглядывал на нее, когда заходил в гарем.

Она пыталась держаться в тени, вести себя как можно более ненавязчиво, но все же чувствовала, что спрятаться невозможно. Что бы она ни делала, как бы себя ни вела, Ямина чувствовала, что за ней наблюдают.

Девушка знала, что Михри отчаянно пытается выяснить, что же все-таки замышляется, чтобы они не оказались застигнутыми врасплох.

Когда гаремлик— управляющая гаремом — приказала Ямине посетить первый урок искусства любви. Ямина не могла понять, было ли это приказание чем-то особым или же вполне обычным.

Здесь все приняли ее как сестру Михри, и поэтому в глазах гарема она не была обычной невольницей, которую привезли сюда, чтобы ублажать султана.

Но каждая новенькая должна была пройти курс обучения, проводимый старшими и опытными женщинами под руководством Султан Валидех.

Было бы невозможно обращаться с Яминой так, как со всеми остальными, и не вынуждать ее следовать принятым здесь правилами

Поэтому она сообщила Михри о том, что ей было приказано, и черкешенка в ужасе всплеснула руками.

— Нет! Нет! Этого не должно произойти! — воскликнула она.

— Но почему? — не поняла Ямина.

— Потому что вы придете в ужас!

— В ужас? — удивленно переспросила Ямина.

— Восточные представления о любви сильно отличаются от русских или черкесских.

Ямина взглянула на нее широко раскрытыми глазами. Михри продолжила:

— Поначалу я не могла поверить собственным ушам, но затем сказала себе, что, если хочу добиться хоть какой-то власти

и положения в гареме, если собираюсь подняться от простой наложницы до кадин,тогда я должна изучать все, что изучают другие, и стараться быть лучше всех!

— Понимаю, — ответила Ямина.

— Мне отсюда никуда не деться, — сказала черкешенка. — Я здесь живу, это — моя жизнь. И теперь я благодарна, очень благодарна, что слушала все, чему меня обучали. Я понимаю, что это было важно с точки зрения турок.

Она умолкла, а затем порывисто добавила:

— Но вы, госпожа, совсем другая!

Ямина вздрогнула и прижала палец к губам.

— Осторожно! — прошептала она. — Я же твоя сестра!

— Вы — человек, которого я уважала и почитала с тех пор, как стала жить в вашем доме в Балаклаве, — сказала Михри. — Когда-нибудь, — продолжала она, — вы выйдете замуж за человека вашей крови. И тогда для вас будет неправильным, очень неправильным знать все уловки и соблазны, которые восточные мужчины вполне естественно ожидают от своих женщин.

— Настолько ли это важно? — спросила Ямина.

— Я знаю, что любая черкешенка сочтет это неправильным и, может быть, даже неприятным, — сказала Михри, — Так же, как и любая русская.

— Но я должна делать то, что мне говорят, — возразила Ямина.

— Возможно, в конечном итоге у вас не будет другого выхода, — ответила Михри. — Но пока

мы можем тянуть время. Когда вам нужно будет идти на урок, вы заболеете. Если вы считаете, что не сможете притвориться больной, чтобы обмануть гаремлик,тогда я могу дать вам немного опиума. От него вы почувствуете настоящую сонливость.

— Нет, нет, я уверена, что смогу притвориться, — заверила ее Ямина. — Но в конце концов они обязательно сообразят, что я хитрю.

— Мы не можем загадывать что-либо на далекое будущее, — сказала Михри. — Сегодня вечером, когда я буду с султаном, я выясню, кому он назначил аудиенцию. У меня есть одна идея, как помочь вам бежать, но пока она еще слишком неясная.

— Расскажи мне, — попросила Ямина, но Михри покачала головой.

— Это плохая примета — говорить о чем-то, что еще не произошло.

Ямина улыбнулась. Все обитательницы гарема были невероятно суеверными.

Больше всего женщинам нравилось, когда им предсказывали судьбу. Иногда черные евнухи ухитрялись доставлять в гарем гадалок, ожидая получить за это плату в виде драгоценных камней или чего-нибудь подобного.

Даже блеск бриллиантов меркнул по сравнению с предсказаниями гадалок, которые читали по линиям руки или раскладывали карты.

Если обитательнице гарема сообщали, что рано или поздно она привлечет внимание султана и станет кадин,она несколько недель ходила, светясь от счастья. Лишь со временем угасала надежда на то, что предсказание сбудется.