Рабы Парижа
Шрифт:
— Тогда объясните, как мне вас понимать!
— Видите ли, ваша светлость, я должен признать, что в какой-то мере вы угадали. Поэтому вы вправе сердиться на меня…
— А!
— … и я прошу у вас за это прощения. Но главная причина не в этом.
— А в чем же?
— Я поразмыслил и одумался.
— Тогда другое дело. Признайтесь, что вы просто струсили!
— Господин маркиз, я человек маленький. Если я начну помогать вам против герцога де Шандоса, то наживу себе страшного врага. Ему ничего не стоит раздавить меня одним пальцем. Ведь я не обладаю ни знатностью, ни миллионами, как ваш отец…
— И что же вам грозит?
— Герцог может, например, обратиться к королевскому прокурору. После этого ко мне приедут незваные гости из полиции и пригласят отдохнуть несколько лет в их пансионе, да так убедительно, что мне трудно будет им отказать.
Норберт ничего не понял.
— А при чем тут полиция? — наивно спросил он.
— То, чего вы от меня хотите, предусмотрено законом, статья триста пятьдесят четвертая. Стоит только герцогу захотеть — и я надолго окажусь в тюрьме.
— А откуда отец узнает, что я обратился к вам?
Доман промолчал, многозначительно поглядывая на юношу.
Норберт топнул ногой и закричал:
— Как отец узнает, что я обратился к вам? Я вас спрашиваю!
Собака громко залаяла.
— Вот так и узнает, — спокойно ответил адвокат. — Вы сами кричите об этом на весь Беврон.
— Простите меня, месье Доман, — Норберт перешел почти на шепот. — Но все же объясните, в чем дело.
— Как бы вам это помягче сказать, господин маркиз… Я опасаюсь вашей несамостоятельности.
— О чем это вы?
— Разумеется, каждый сын должен бояться своих родителей. Но мне иногда кажется, что у вас сыновняя почтительность развита чрезмерно.
— Вы только что говорили, что не считаете меня младенцем! Неужели же я такой простак, что пойду к отцу каяться?
— Нет. Этого я не боюсь. Но если у него возникнут подозрения, герцог устроит вам допрос. И тогда…
— Что тогда?
— Вы же сами мне признавались, что не можете ничего скрыть от отца, когда он смотрит вам прямо в глаза.
Теперь Норберт понял. Ему стало стыдно, что его — и не без основания — не считают мужчиной.
— Послушайте, Доман, — сказал он. — Пусть я дикарь, но я не доносчик. Если я даю слово сохранить тайну, то ее у меня не вырвут и под пытками. Не забывайте, что во мне тоже течет кровь де Шандосов!
— Ну, если вы даете мне слово…
— Даю вам честное слово дворянина, что ни одна душа в мире не узнает о вашей помощи мне!
Адвокат сразу же отбросил всякую официальность.
— Надеюсь, вы не подумали при виде моих колебаний, что я хочу обмануть вас? Бог свидетель, что с моей стороны это — простая осторожность.
— Что мне делать? — спросил Норберт.
— Никто не даст вам лучшего совета, чем я, ваша светлость. Я хорошо разбираюсь в законах. Вот оно, мое Евангелие!
Адвокат торжественно взял со стола толстую книгу.
— Здесь мы можем узнать, что говорит закон по любому вопросу.
— У меня только один вопрос: с чего начать?
— Увы, господин маркиз! Полагаю, что ни с чего.
— Вы опять издеваетесь надо мной?
— Ни в коей мере, ваша светлость. Просто я считаю, что выгоднее всего — дождаться вашего совершеннолетия.
Норберт подпрыгнул в кресле.
— Я уже говорил, что не могу ждать! Иначе я не сидел бы сейчас в вашем кабинете, — резко сказал он.
— Но так действительно будет лучше для нас. Что вам стоит подождать? Ведь осталось недолго…
Громовой удар кулаком по столу заставил Домана умолкнуть. Юноша вскочил:
— Если это — все, что вы можете мне посоветовать, то я напрасно потратил время, — бешено прокричал он и кинулся к двери.
Собака, рыча на адвоката, побежала за хозяином.
Доман был доволен: все шло как по маслу.
— Ваша светлость, можно поискать и другие возможности.
— Ищите, да поскорее! — буркнул Норберт, обернувшись.
— Есть разные способы, но все они гораздо опаснее того, что я предлагал.
— Я дал вам слово. Чего вы хотите еще?
— Господин маркиз, я подчиняюсь вашей воле. Но прошу вас не забывать, что это вы заставили меня продолжать дальше.
— Не забуду, — презрительно сказал юноша. Ну и жалкий же трус этот Доман!
— Тогда извольте присесть.
Норберт вернулся в кресло.
— Ну?
— Вы можете в замке Шандос оставаться почтительным сыном, а на стороне завести свой отдельный дом. И быть там независимым.
— Где же я возьму деньги на эту независимость?
— Деньги мы найдем. А вы представьте, как это будет здорово: отец думает, что вы на охоте, а вы — в собственном доме, в кругу веселых товарищей, одетый по последней моде. Не тратьте молодость напрасно, она и так коротка!
Норберт задумался.
При всей ненависти к отцу молодому человеку не хотелось его обманывать. Но как иначе получить те развлечения, которые по праву принадлежат юности?
Наконец, он решился.
— Да, все это хорошо. Но где же взять деньги? Отец не даст.
— Вас ожидает несметное богатство, господин маркиз. Неужели нет друга, который одолжил бы денег до получения вами наследства?
— Вот мой единственный друг, — ответил Норберт, указывая на Бруно.
Друг завилял хвостом и лизнул ему руку.