Рабыни рампы
Шрифт:
Она заснула. На губах у нее играла улыбка.
Каждую ночь Гарри приходил в комнату Карен и демонстрировал ей различные номера из своего обширного сексуального репертуара. Она готова была сделать все, что бы он ни попросил, кроме одного - принести в жертву свою девственность. Все ее тело принадлежало ему, он мог его касаться рукой, языком, мог целовать его, ласкать. Все, кроме одной маленькой пленочки. Как бы он ее ни умолял, а он не жалел жарких уговоров, она твердо стояла на своем.
Карен просто не могла заставить себя признаться Гарри, почему она не хочет, чтобы он лишил ее
Она могла бы его любить вечно, но она не хотела любить актера, и в частности такого, который мог оказаться безработным. Она не желала умирать с голоду с кем бы то ни было и наблюдать за тем, как умирает любовь в квартирке-студии в Ист-Виллидже.
Такова была истина, грустная истина. В 1972 году Карен Блум позорно воспользовалась человеком по имени Гарри Таунсенд, славным, невинным парнем с юга страны.
Само собой разумеется, что Гарри этого не знал и был уверен, что дело обстоит иначе.
Мэтт Сингер положительно не знал, как ему заставить Карен в него влюбиться и впоследствии выйти за него замуж. Он только знал, что намерен это сделать. Его совсем не смущало, что на съемках у нее с Гарри была умеренная вспышка страсти. Гарри нужно было заботиться о своей карьере, и он не мог посвящать все свое время и энергию ухаживанию. Мэтт мог себе это позволить.
Мэтт был необычным человеком. В детстве мать не могла на него налюбоваться. Он был на редкость независимым и самонадеянным ребенком. В раннем возрасте уже научился готовить себе обед. Речь, конечно, не шла о жареной утке под апельсиновым соком, но он мог сварить бульон из куска мяса и при этом не поджечь дом или вскрыть банку с зеленым горошком без последующего проведения хирургической операции. Он никогда не стремился к дорогой одежде или машине. Он никогда не приходил домой ни пьяным, ни навеселе. Если ему чего-то хотелось, то он принимался зарабатывать деньги со спокойной целеустремленностью, и на него в это время было любо-дорого посмотреть.
Во всем мире для него существовали только две опасности, которые внушали ему страх. Первая - что у него никогда не появится шанс продемонстрировать свои кинематографические способности. Вторая - что он никогда не влюбится. На него ничто не действовало - ни школьные красотки, ни киношные дивы, которые соблазнительно взирали на него с развешанных в его комнате рекламных плакатов. Нельзя сказать, что он не любил девушек, у него их было много, но все они для него были только подружками, и не больше. Мэтт едва ли переспал с одной-двумя. По какой-то неизвестной причине он никогда не отдавал своего сердца. Он никогда по-настоящему не влюблялся. Встретив Карен, Мэтт решил во что бы то ни стало добиться ее и достичь этого постепенно, методически.
– Привет!
– Привет!
– забросив за ухо прядь волос, она смущенно опустила голову.
– Что-то тебя давно не видно, Мэтт?
–
Он пошел рядом с Карен, пытаясь попасть в шаг. Она несла в руках кучу книг, но он никак не мог решиться оказать ей помощь и предложить понести их - все из-за этих принципов женской эмансипации и все такое прочее. Вероятно, она и сама могла их прекрасно донести.
– Ты смонтировал фильм?
– поинтересовалась Карен.
– Пока нет. Думаю закончить в конце месяца, - тут он послал эмансипацию к чертовой бабушке.
– Послушай, ну-ка дай мне твои книги. По-моему, ты изнываешь под их грузом.
– Спасибо, - она с радостью передала их Мэтту.
– Не хочешь ли со мной пообедать?
– неожиданно предложил он.
– Пообедать?
– Или ты слишком эмансипирована, чтобы позволить мужчине угостить тебя?
Засмеявшись, Карен взяла его под руку.
– У меня нет сил протестовать. Правда, если бы ты не появился, то я хотела вообще сегодня отказаться от обеда. Как мне повезло!
– Конечно, повезло, - согласился Мэтт.
Он, конечно, не сообщил ей, что ему удалось проникнуть в деканат и тайно изучить расписание занятий. Ее класс отпустили на десять минут позже. Ему пришлось прохлаждаться там целых двадцать.
– В кондитерскую?
– Само собой разумеется.
Он придержал дверь, чтобы пропустить ее. Он рассчитал, что если девушке нравится, что парень несет ее книги, то ей должно понравиться, что он держит для нее двери. Он не мог пустить это дело на самотек.
Они заказали бургеры, для нее чашку кофе, для него стакан молока. Добавляя в кофе молоко, она старалась добиться нужного коричневого оттенка. Разорвав бумажную салфетку надвое, одну половинку Карен подложила под чашечку, чтобы не закапать блюдце. Он наблюдал за ней как загипнотизированный. Да, у этой девушки было представление о порядке.
Второй спектакль начался, когда принесли бургеры. Она старательно опорожнила салатницу с шинкованной капустой, аккуратно разложив ее возле сосисок, а затем украсила каждую замысловатой петлей из кетчупа "Хайнц". Довольная своими трудами, она принялась за еду.
– Ты еще встречаешься с Гарри?
– Странные вещи ты спрашиваешь, - ответила она, чуть не подавившись.
– Не очень, - Мэтт пожал плечами.
– Он куда-то переехал, а мне нужно освежить картотеку актеров. Мне хотелось знать, где он сейчас и чем занимается.
Карен с улыбкой взирала на свою украшенную сосиску.
– Ты мог бы оставить ему записку на службе, насколько я понимаю.
– Насколько ты понимаешь, - он смотрел на нее в упор.
Она вздохнула.
– Нам трудно с ним встречаться. Я имею в виду, что мы оба, и он и я, так заняты своей проклятой карьерой. Ты, наверное, знаешь, что Гарри ушел из университета.
– Знаю.
– Он ищет постоянную актерскую работу, - объяснила она, чувствуя себя в глупом положении.
– Боже, - снова вздохнула она, - почему же так холодно, когда весна уже за углом?
Мэтт пожал плечами.
– В марте всегда так. Днем кажется, что наступила весна, но по ночам зима возвращается. Вот так. Ну, что о Гарри?…