Ради любви
Шрифт:
– Романтические мечты очень опасны, деточка. Реальная жизнь совсем другая. Боюсь, вы будете обречены на разочарование.
– Возможно, вы правы, мадам. Может, мне следует вернуться домой. Я не заслуживаю больше вашей доброты.
Леди Келлер попросила ее оставаться столько, сколько она захочет, но Селина была настроена уехать завтра же.
Наконец бал закончился, и особняк Келлеров стал вдруг темным и гулким.
В своей спальне Селина сняла роскошное платье, надела кружевную ночную сорочку и молча сидела за туалетным столиком, пока камеристка
– Мы завтра уезжаем, Сэди, - сказала она.
– Ой, как жаль, мисс!
– Вовсе нет. Будет замечательно снова вернуться домой и увидеться с дядей Джеймсом.
Домом для нее была прекрасная деревенская усадьба, принадлежавшая сэру Джеймсу Стортону, баронету, который воспитывал Селину с тех пор, как умерли ее родители. Это был добродушный, но чудаковатый человек, который все свое время проводил в научных занятиях. Он знал абсолютно все о растениях, птицах и насекомых, но совершенно ничего не понимал в воспитании молодых девушек.
Он заботился о ее образовании и прогнал многих гувернанток, считая их недостаточно образованными, и в конце концов сам занимался с Селиной почти всеми предметами.
Во всем остальном он предоставил ее самой себе, и в результате она оказалась гораздо образованнее, чем полагалось юной леди, и пользовалась почти полной свободой.
Невзирая на чудаковатость, соседи любили дядю Джеймса, и он часто получал приглашения даже из поместья графа Торрингтона.
Когда десять лет назад граф умер, его вдова по-прежнему часто приглашала своего старого друга, втайне надеясь, что он окажет благотворное влияние на ее своенравного сына Робина, который унаследовал отцовский титул. Но эта надежда была напрасной: молодой граф, своевольный и упрямый, потакал только своим желаниям. Он тратил огромные деньги: играл в карты и заводил интрижки с женщинами, пользующимися дурной репутацией. Его добродетельная мать была в отчаянии.
Но для пятнадцатилетней Селины молодой лорд Торрингтон был богом. Одного взгляда на его темные задумчивые глаза, на непослушные кудри, спадающие на лоб, было достаточно, чтобы ввергнуть ее в восторженные мечты. Слушая рассказы о его безрассудных выходках и приключениях, она замирала от ужаса, хотя они и волновали ее воображение.
Она часто бывала в его обществе: Робин не желал, чтобы его принуждали жениться, поэтому приходы Селины всегда были кстати для него - даже собственная мать не ожидала, что он станет ухаживать за пятнадцатилетней девочкой. Он относился к Селине как к сестре, которая готова выполнять его поручения и обеспечивать ему алиби, когда ему не хотелось объяснять свои частые отлучки.
Селине достаточно было одного его доброго слова и улыбки. Но втайне она мечтала, что однажды он поймет, что давно и страстно любит ее.
Оглядываясь назад, Селина не могла определенно сказать, когда ее детское поклонение переросло в любовь. Единственное, что она знала: одно упоминание его имени заставляло ее сердце биться быстрее, и, когда он входил в комнату, ее переполняли чувства. Она мечтала, что когда-нибудь он попросит
– Я не имею шансов, -говорила она своему отражению в зеркале.
– Посмотри на себя! Ты самая обыкновенная. А в его жизни полно красивых девушек, чьи достоинства способны очаровать его. Я могу похвастаться только тем, что езжу верхом не хуже любого мужчины. Он сам мне это говорил. А еще - что каждый мужчина хотел бы иметь именно такую сестру, как я.
Ей было восемнадцать, когда граф сделал это ужасающее заявление. Он только недавно вернулся из Парижа, где «позорно потакал своим низменным слабостям», по словам матери, хотя она и не стала вдаваться в подробности в присутствии Селины.
Ее попытки выведать что-нибудь у самого Робина не увенчались успехом.
– И ты о том же!
– простонал он.
– Ты такая же, как моя мать!
Это заставило девушку замолчать.
– Слава богу, я вернулся домой и могу поболтать с тобой, как с сестрой, - говорил он.
– Ты единственная, кому я могу доверять. Ты не станешь меня осуждать, и я могу рассказать тебе о своих чувствах.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, -затаив дыхание, произнесла она.
– Мне отчаянно хочется свободы. Когда меня пытаются ограничить в чем-то, я схожу с ума. Моя мать никогда не могла этого понять.
– Думаю, она просто беспокоится о тебе, -осторожно возразила Селина.
– Она боится, что… дамы, с которыми ты общаешься, любят вовсе не тебя самого.
– Надеюсь, что нет. Это была бы такая скука! Те дамы, с которыми, как ты выразилась, я «общаюсь», ищут только мимолетных связей, после которых они становятся богаче, чем прежде. Это устраивает и их, и меня.
– Но разве тебя не задевает, что они просто пользуются тобой?
– спросила она, пытаясь не выказать замешательства и смятения, охвативших ее.
– Конечно нет. Я ведь тоже всего лишь использую их. И мне это удобно. Никаких обязательств с обеих сторон.
– Да, такое положение может быть весьма удобным, -задумчиво проговорила она, пытаясь выглядеть умудренной опытом.
– Это действительно очень удобно. Мы оба понимаем, чего хотим, и эта сделка выгодна для обеих сторон. И, когда все заканчивается, мне не приходится выслушивать упреки и утирать слезы. Господи, как я ненавижу, когда женщины плачут!
– Может, ты сам даешь им повод для слез?
– предположила она.
– Я оплачиваю свои долги жемчугами и бриллиантами. Какого черта я должен расплачиваться еще и сладкими речами?
– Он внезапно остановился.
– Мне не следует говорить такие вещи воспитанной юной леди, - виновато проговорил он.
– Просто дело в том, что я не могу относиться к тебе как к юной леди.
– Я знаю. Ты видишь во мне только сестру.
– Или даже брата - ты такая умная и рассудительная. И вообще в твоем присутствии мне никогда не приходится следить за своим языком. Это такое счастье!