Ради острых ощущений
Шрифт:
Остаток пути я посвятил размышлению о том, что я попал в неприятный переплет и выпутаться будет не так просто. Ведь я же действительно убил Эдамса! К тому же ко мне отнесутся не как к солидному уважаемому гражданину, а как к убийце и подонку, норовящему уйти от правосудия. Меня оценят согласно той роли, которую я добровольно взял на себя, и оценка эта, боюсь, окажется очень низкой. Тут уж ничего не поделаешь. Понятно, что я продержался у Хамбера восемь недель не только благодаря своему оборванному виду. Если Эдамс поверил в то, что я подонок, поверит и полиция – живые доказательства
Рыжий не сводил с меня глаз.
– А он не слишком разговорчив, – отметил он после долгого молчания.
– Небось есть о чем подумать, – саркастически поддержал второй.
Собственные преступления Эдамса и Хамбера никак меня не оправдывали. Я заерзал на сиденье, наручники звякнули. Где те легкомыслие и беспечность, с которыми я когда-то отправился в Слоу в своем маскарадном костюме?
Впереди виднелись огни Клейверинга. Темноволосый посмотрел на меня с плохо сдерживаемой радостью – дело сделано, преступник задержан. Рыжий прервал затянувшуюся паузу, в его голосе было слышно такое же удовлетворение.
– Он будет гораздо старше, когда выйдет из тюрьмы, – сказал он.
Хотелось надеяться, что его прогноз не оправдается. Однако я прекрасно понимал, что продолжительность моего заключения будет всецело зависеть от того, насколько убедительно я смогу доказать убийство в целях самообороны. Недаром мой отец был юристом!
Следующие несколько часов прошли как в страшном сне. Полицейские Клейверинга были ожесточившимися циничными парнями, в меру своих возможностей пытающимися сбить растущую волну преступности в шахтерском районе с высоким процентом безработицы. Мягкость не фигурировала среди их методов обращения с преступниками. Очень возможно, что каждый из них в отдельности любил жену и баловал детей, но даже если это было и так, они сохраняли доброту и человечность исключительно для внеслужебного пользования.
Без работы они, похоже, не сидели – все здание полицейского участка гудело от хлопанья дверей, торопливых шагов и громких голосов. Меня, все так же в наручниках, таскали из одной комнаты в другую, задавая отрывистые вопросы и нетерпеливо отмахиваясь – «потом, сейчас не до него, займемся этим ночью».
Я с тоской думал о горячей ванне, мягкой постели и пригоршне аспирина. Но моим мечтам не суждено было сбыться. Ближе к ночи меня усадили на стул в ярко освещенной комнатушке с голыми стенами, и я рассказал, как я попал к Хамберу и почему убил Эдамса, подробно описав все события последнего дня. Они не поверили ни одному моему слову, и их можно понять! Мне тут же было предъявлено официальное обвинение в совершении убийства. Все мои протесты остались без ответа.
Потом они принялись меня допрашивать. Снова и снова мне задавали одни и те же вопросы, я отвечал, и вопросы опять повторялись. Допрашивающие сменяли друг друга, как участники эстафеты, оставаясь свежими и полными рвения, я же все больше уставал. Слава Богу, что мне не надо было врать – смертельная усталость и полнейшее отупление вряд ли позволили бы мне сохранять ясную голову. Мне и правду-то трудно было выговаривать – в голове царил густой туман, язык не ворочался, –
– Теперь расскажи, как все было на самом деле.
– Я рассказал.
– Ну, это все шпионские страсти.
– Запросите из Австралии копию договора, который я подписал, когда нанимался на эту работу.
Я в четвертый раз повторил адрес адвоката, и в четвертый раз они его не записали.
– Так кто тебя нанял?
– Граф Октобер.
– С ним мы тоже можем связаться?
– Он в Германии до субботы.
– Какая неприятность!
Тут они нехорошо ухмылялись. От Касса им стало известно, что я работал в конюшне Октобера. Касс также сообщил им, что я ленивый, нечестный, трусливый и не слишком сообразительный конюх. Он верил в то, что говорил, – поверили и они.
– Ты попал в историю с дочерью его светлости, это правда? Черт бы побрал этого Касса и его длинный язык!
– А теперь ты хочешь отомстить ему за увольнение, впутав его имя в эту историю? С мистером Хамбером ты ведь тоже расквитался за то, что вчера он тебя выгнал?
– Нет. Я ушел, потому что моя работа была закончена.
– Тогда за то, что он тебя ударил?
– Нет.
– Старший конюх говорит, ты это заслужил.
– Эдамс и Хамбер занимались мошенничеством с лошадьми. Я вывел их на чистую воду, и они попытались убить меня.
Кажется, эта фраза звучала уже в десятый раз, не производя ни малейшего впечатления.
– Итак, тебя побили, ты затаил злобу и нашел способ рассчитаться… Обычная история.
– Нет.
– Ты все обдумал, вернулся и напал на них. Устроил настоящую бойню – там вся комната в крови.
– Это моя кровь.
– Мы можем установить ее группу.
– Сделайте это, и вы убедитесь, что это моя кровь.
– И все из такого крошечного пореза? Не считай нас за идиотов.
– Но врач мне все зашил!
– Ах, да! Вернемся к леди Элинор Тэррен, дочери лорда Октобера… Это с ней ты впутался в историю?
– Нет.
– Она забеременела…
– Да нет же! Спросите у врача.
– …и приняла таблетки…
– Нет. Ее отравил Эдамс.
Дважды я рассказал им о флаконе с фенобарбитоном. Наверняка они наткнулись на него в конторе, но не желали признавать этого.
– Ее отец вышвырнул тебя, потому что ты ее соблазнил. Она не стерпела позора и выпила снотворное.
– Ей незачем было терпеть позор – это не она, а ее сестра Патриция обвинила меня в том, что я ее соблазнил. Эдамс отравил Элинор, подсыпав порошок в джин с кампари. Джин, кампари и фенобарбитон вы найдете в конторе. Сравните с анализом содержимого желудка Элинор.
Они пропускали все мои слова мимо ушей.
– В довершение всего она обнаружила, что ты бросил ее и сбежал. Мистер Хамбер пытался утешить девушку, предложил ей выпить, но она вернулась в колледж и приняла таблетки.
– Нет.
К моему сообщению о применении Эдамсом огнемета они отнеслись, мягко говоря, скептически.
– Вы найдете его в сарае.
– Ну да, как же, в сарае. Так где, ты говоришь, он находится? Я еще раз объяснил.
– Наверное, поле принадлежит Эдамсу. Это можно выяснить.