Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
— У нас, у нас, пожалуйста! Сейчас открою.
— Я сам! Это ко мне товарищ! — послышался четкий голос, и Никонов распахнул дверь.
— Костриков! Я так и подумал. Здравствуй, друг! С приездом! Поднимайся наверх, как раз к чаю...
Никонов жил нахлебником в большой семье мелкого акцизного чиновника, занимая отдельную комнатушку. Сергея, о котором уже была договоренность, приняли радушно, устроив в комнате Никонова на свободную кровать, пригласили к столу.
— Ну, как доехал, Сергей? — спросил Никонов, рассматривал гостя своими насмешливыми глазами, пощипывая русые усики.
— Больно долго тащились. Пропускали поезда с войсками.
— Ничего не поделаешь, война! — усмехнулся Никонов и кивнул на койку Сергея. — Вот здесь до тебя жил студент-однокурсник. Тоже поехал бить японцев.
— Как же так? Ведь студентов не берут?
— Замели... Связался с бунтовщиками и угодил прямо на фронт.
Сергей притих, задумался. «Сказать «жалко» — подумает, жалею «бунтовщика». А им, как видно, Никонов не очень сочувствует. Лучше помолчу», — подумал Сергей и, сделав вид, что судьба студента его не интересует, спросил:
— А как с курсами, Иван? Может, уж прием закончен?
— Ты как учился?
— Вот, взгляни! — Сергей достал аттестат, подал.
Никонов посмотрел и даже присвистнул от удивления.
— Почти одни пятерки! Ну, Костриков, можешь торжествовать! Примут без разговоров. Завтра сам тебя сведу к директору и представлю как земляка. А теперь давай укладываться: хозяева не очень любят, чтоб зря жгли керосин.
Сергей, забравшись под одеяло и пожелав приятелю спокойной ночи, долго не мог сомкнуть глаз: все думал о Никонове. «Кажется, свой, уржумец, и вроде не из богатых, а гляди каков? Студента, который, видимо, был революционером, обозвал «бунтовщиком». А может быть, даже и помог тому «попасть» на фронт. Глаза у него какие-то ехидные, надо с ним быть поосторожней...»
Директор общеобразовательных курсов, просмотрев аттестат Сергея, заулыбался в седые усы:
— Отлично, молодой человек, отлично! Оставьте прошение на мое имя и считайте, что вы уже зачислены. Через три дня приглашаю на первое занятие.
Сергей передал заранее написанное прошение, поблагодарил и откланялся.
Никонов ждал его в коридоре.
— Ну, что, Костриков, каковы дела?
— Все хорошо! — радостно воскликнул Сергей. — Можно считать, что я принят.
— Молодцом! Поздравляю! Сейчас иди домой и заплати хозяйке за месяц вперед. Я спешу на лекцию... А как вернусь — пойдем осматривать город.
«Пожалуй, Никонов прав, — подумал Сергей. — Пока я не растряс свои скудные сбережения, надо заплатить хозяйке. Хоть месяц, да буду сыт и в тепле. А за это время подыщу работенку...»
Отдав деньги дородной словоохотливой Матрене Степановне, Сергей пошел бродить по городу. По пути внимательно присматривался к вывескам, соображая, где могли быть нужны механики. Хотел вначале осмотреться, узнать, есть ли в городе солидные предприятия, прочесть объявления в газетах, а уже потом предлагать себя.
Томск по сравнению с Казанью казался городом небольшим, но зеленым и богатым. Сергей прошел его из конца в конец и ничего подходящего не увидел. Заводишки
Выйдя к реке Томь, широкой, чем-то напоминающей Вятку, Сергей присел на скамеечку, залюбовался заречными темными, с желтыми пятнами, лесами.
«А здесь хорошо, привольно. И народ вроде бы добрый. Может, Сибирь и не окажется для меня мачехой...»
Занятия на общеобразовательных курсах, как и было сказано, начались через три дня. Занимались по вечерам в помещении технологического института. Люди подобрались самые разные: бывшие гимназисты, реалисты, семинаристы и, как Сергей, пришедшие из ремесленного.
Большинство — хорошо одетые, сытые, некоторые даже приезжали в колясках на дутых шинах. Но были и вроде Сергея — простые, скромные, бедные пареньки. Держались в тени и сторонились богатых франтов.
За несколько свободных дней Сергей осмотрел
Томск. Город был уютный, чистенький и этим выгодно отличался от разбросанной Казани с грязными окраинами, где ютилась татарская беднота.
В центре Томска были красивые дома. А Садовая улица с университетом могла бы стать украшением Казани.
В городе были три публичные библиотеки. Заглянув в одну из них, Сергей спросил энциклопедию и, найдя «Томск», стал читать: «... жителей — 52 430... зданий — 12 560... церквей православных — 28... фабрик и заводов — 234». Сергей даже привстал от удивления — двести тридцать четыре! «Как же я не увидел? Странно...» И стал читать дальше: «...рабочих — 1627». Сергей откинул сползавшие на глаза волосы. «Как, неужели на всех фабриках и заводах? Чепуха какая-то. Это что же, — он прикинул в уме, — семь человек на предприятие? Смешно! Право, смешно. В Казани на заводе Крестовниковых работало больше, чем на всех предприятиях Томска.
Однако следует присмотреться внимательнее. Если здесь столько рабочих, они, наверное, встречаются, а может, и борются за свои права?
Очевидно, здесь есть ссыльные? Ведь Сибирь!.. Глядишь, найдутся такие, которые знают наших, уржумских... Все-таки не один буду... Надо Саньке написать, чтобы он спросил доктора. И своим черкнуть, обрадовать, что приняли на курсы».
Он поспешил домой и сел за письма.
На курсах Сергей держался в тени, присматривался и пока не заводил друзей. Домой обычно возвращался один. Если приходил рано, особенно в субботу, хозяин, к которому заглядывали дружки, вместе с Никоновым затягивали играть в карты. Сергей, чтобы этого избежать, умышленно задерживался.
Вот и сегодня, выйдя из технологического, он направился к центру, чтобы немного побродить по городу. Вечер был теплый, сухой. На Садовой он был остановлен криком. У фонаря трое дюжих семинаристов в черных подрясниках тузили какого-то паренька в рабочей одежде.
— Отдавай, каналья, отдавай! Все равно отнимем, — яростно хрипел рыжий верзила, облапив парня сзади. Два других били его в лицо, в грудь, пинали ногами.
Сергей бросил связку с книгами и, скрипнув зубами, налетел внезапно, с размаху ударил верзилу под скулу. Тот, охнув, свалился.