Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

Нагаев Герман Данилович

2

Услышав, как хлопнула входная дверь, Сергей опять лег, укрылся полушубком. Болела голова, и знобило. Не хотелось видеть Никонова, который обязательно заведет разговор о демонстрации. «Если придет, закрою глаза, сделаю вид, что сплю».

В кухне звякнули ведра. Пришла хозяйка. Раздевшись, она заглянула в комнату и, увидев, что жилец спит, стала готовить обед.

Сергей успокоился и попытался уснуть. Но снова стукнула

дверь — пришел Никонов. Он разделся в прихожей и, войдя в комнату, сел напротив Сергея.

— Вижу, не спишь... Ты что, был там?

— Хотел пойти, да зуб у меня разболелся... видишь — лежу.

В дверь постучали, позвали обедать.

— Идем! — крикнул Никонов, и к Сергею: — Поднимайся, зовут.

— Я не могу, Иван... зубы...

Сергей слышал, как Семен Семенович и Никонов рассказывали о демонстрации. Говорили, что трое убито и более сотни ранено. Что будто бы ранены пристав и пятеро полицейских.

«Неужели я не убил эту собаку? — подумал Сергей. — Ведь прицелился прямо в грудь. Какой же я командир дружины? Даже стрелять не научился...»

После обеда Матрона Степановна принесла Сергею каши и теплого молока.

— Вот покушайте, Сергей Мироныч. Кашка мяконькая. И молочко успокаивает. Я ведь сама мучаюсь зубами-то который год. Знаю, чего можно, а чего нельзя.

Сергей, поблагодарив, стал потихоньку есть, прислушиваясь, о чем говорят Семен Семенович с Никоновым, севшие в столовой играть в шашки. Ничего нового узнать не удалось. Когда подошло время, он завязал щеку вязаным шарфом и отправился на курсы.

Только приблизился к технологическому, из переулка наперерез бросился Лисов.

— Костриков, погоди! Я жду тебя больше часа, — заговорил он, задыхаясь.

— Что случилось, Иван?

— Беда! Большая беда... Кононова убили! Говорят, отвезли в морг университетской клиники. Григорий послал за тобой. Надо как-то сказать матери.

— Вот несчастье...

Сергей снял шапку и снова надел ее. Руки его дрожали.

— Как же ей скажешь, Иван? Ведь сын.

— Знаю... Вы дружили. Ты был им как родной... Пойдем.

— Видно, придется, — вздохнул Сергей и повернул обратно. Лисов пошел следом...

Дверь у Кононовых оказалась незапертой. В кухне горел свет, слышались приглушенные голоса. Сергей еще в сенях снял шапку, рванул прихваченную морозом дверь, и они вместе с Лисовым в клубах морозного пара вошли в кухню. Там сидели заплаканные женщины и несколько ребят из кружка.

Сергей, комкая шапку, присел на лавку у двери. Рядом приткнулся Лисов. Из комнаты Осипа сквозь прикрытую дверь доносились приглушенные рыдания.

«Знают», — догадался Сергей и тихонько спросил:

— Кто там с Ульяной Веденеевной?

— Она со старшим сыном Егором и бабушкой, — шепотом заговорила молодая женщина. — Егор и сказал ей. Он был на демонстрации

вместе с типографскими.

Сергей, кивнув, промолчал. Женщина вздохнула и тоже умолкла. Все сидели окаменело и слушали всхлипывания за дверью.

— Ох, Егорша, — причитала мать. — Да как же ты-то его не уберег? Ведь брат...

— А уже чего теперь, Ульяна... — послышался глухой старушечий голос. — Чего душу-то надрывать себе. Чай, не воротишь...

— Хотя бы мертвого-то мне отдали, ироды. Хоть бы похоронить по-людски.

— Этого добьемся, мать. Похороним с почестями.

— Надо не с почестями, а с батюшкой да с причтом, — опять заговорила старуха, — по старому русскому обычаю.

— Можно и с батюшкой, — согласился Егор.

— Слышишь, Сергей, — зашептал Лисов, — они в церковь Осипа-то хотят. Как же так?

— Не знаю. Так мать хочет.

— Не мать, а бабушка. Надо идти к Григорию. Он сказал, что надо организовать всенародные похороны. Айда!

— Погоди! Неудобно сразу, — шепнул Сергей.

В кухню все приходили и приходили люди. Молча садились на лавки, некоторые крестились. Тут были и кружковцы, и совсем незнакомые. Когда уже некуда было сесть и люди стояли у двери, Костриков и Лисов незаметно вышли и, обходя центр города, направились к тайной квартире Григория.

3

Григорий открыл сам, провел ребят в горенку, усадил к столу.

— Ну, были у матери Осипа?

— Были. Слышали, что хотят отпевать в церкви и хоронить с попом.

— Дудки! — нахмурясь, сказал Григорий. — Будем хоронить как героя революции, убитого царскими палачами. Поднимем весь город. Таково решение комитета. Сейчас бурлит вся страна — нас не посмеют тронуть.

— Хорошо, если б так, — задумчиво сказал Лисов. Григорий расправил усы и, подобрев, спросил:

— Вы есть хотите, ребята?

— Нет, нет, какая еда!

— Тогда вот что: будете мне помогать писать листовку о Кононове.

Он поставил на стол чернила, положил бумагу, ручку.

— Мы тут начинали было, но, кроме названия, ничего не могли придумать. Никак не успокоимся.

— А название какое? — спросил Костриков.

— Название вроде удалось: «В венок убитому товарищу».

— Это хорошо. Задушевно, — одобрил Сергей.

— Понравилось? Тогда вот тебе ручка, пиши дальше, — сказал Григорий.

Сергей сел поудобней:

— Давайте так: «Восемнадцатого января пал от пули царского палача наш товарищ — рабочий Иосиф Егорович Кононов».

— Хорошо! — похвалил Григорий. — А дальше бы так: «Он умер, как подобает умереть всякому рядовому той великой армии, которая называется всемирным пролетариатом».