Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
К нему подошел здоровяк в полушубке. Сергей узнал Николая Большого.
— Все собрались. Посты расставлены. Можно начинать.
— Тогда раздавай оружие, Николай, и к делу! Сегодня последняя репетиция...
Стрельба проводилась по мишеням с колена, стоя и лежа. Николай Большой, знающий стрелковое дело и сам отличный стрелок, каждого обучал индивидуально. Показывал, как прицеливаться, как держать револьвер или пистолет, как на ходу перезаряжать.
Молодые парни легко осваивали «премудрость».
— Эх, хорошо бы на полицейских попробовать! —
— Послезавтра такой случай наверняка представится, — усмехнулся Николай Большой. — Только смотрите, если уж придется стрелять, бейте наверняка, по начальству, иначе сами дождетесь пули. Никакой пощады врагам революции!
Обучение закончилось во второй половине дня. Было еще светло. Николай Большой на лошади объехал все посты. Ребята, сидевшие в засаде довольно далеко от стрельбища, сказали, что выстрелы были слышны.
— Нехорошо. Может, было слышно и в городе? Давайте расходиться. Лучше окольными путями. Если попадете в засаду — отбивайтесь. Ежели схватят — не признаваться. Никого не знаю, и все! Помните: восемнадцатого к десяти утра все на Почтамтскую. Будете охранять демонстрацию. Командир — Костриков! Если его убьют или ранят, заменит Лисов. Все, друзья! Все! Прячьте оружие — и домой! Желаю благополучия и отваги.
Вернувшись к себе на квартиру, Сергей поужинал вместе со всеми. Ему хотелось собраться с мыслями, подумать. Он оделся и вышел на улицу. Но на ночь мороз усилился, прямо захватывало дух. Немного походив, Сергей вернулся и сразу лег спать.
Никонов, напротив, долго не ложился, читал, говорил, что попала интересная книга. Сергей не стал расспрашивать, притворился спящим...
Поручение Григория командовать дружинниками-боевиками явилось для него большой неожиданностью. «Конечно, дело ответственное и важное, но почему поручили мне? Ведь я не служил в армии, не учился в военном заведении и вообще не изучал военного дела. Стрелять и то до сих пор не научился как следует. Неужели нет опытных людей? Может быть, и есть такие, что служили в армии, да боятся... И нельзя ставить на это людей, обремененных семьями, детьми. Убьют — кто станет кормить сирот? А меня и ухлопают, так горя мало... Видно, Григорий все учитывает.
Это не то, что листовки распространять. За них если и посадят, то ненадолго. А здесь, если оплошаешь, сразу пуля в лоб... Даже если не убьют, а схватят с оружием — виселицы не миновать...
Обидно, конечно, если убьют и дома не узнают об этом. Сяду-ка я за письма. Пусть намеками, но все же скажу, ради чего я пошел на гибель в восемнадцать лет». Сергей поднялся, достал тетрадь, подложил под нее книгу и стал писать...
Восемнадцатого числа Сергей встал, как всегда, рано.
Одевшись
Было морозное, солнечное утро. Но солнце казалось каким-то матовым, словно бы завьюженным, запушенным снегом. Его лучи светили тускло.
Пройдя квартала два, он повернул к центру и, увидев у небольшого темного домика белую, всю в инее, березку, остановился. Березка, как невеста, стояла вся в кружевах и переливалась на солнце мириадами мельчайших бисерных искр.
Сергею показалось, что он никогда не видел такой сказочной красоты в природе. Почему-то вспомнилась Вера, Уржум, прогулка на «Камни». И он подумал: «Как красива, как радостна, как увлекательна жизнь...» Но мысль о предстоящем деле оборвала сладкие грезы. «Наверное, на Почтамтской уже собираются», — подумал он и решительно зашагал в сторону центра...
На Почтамтской толпился народ. Рабочие собирались кучками, прогуливались, курили, разговаривали. Небольшие группки студентов, курсисток, гимназистов были видны по обеим сторонам улицы.
Вчера по городу были расклеены извещения, а на заводах, фабриках, на железной дороге, в типографиях, в учебных заведениях все знали о предстоящей демонстрации за несколько дней.
Сергей направился к почте. По пути он всматривался в лица «прогуливавшихся» — все были в приподнятом настроении, говорили оживленно. Чувствовалось — ожидали чего-то важного, значительного.
Пройдя мимо почты, Сергей не встретил никого из руководителей. Это его встревожило. «Неужели полиции удалось устроить новую облаву на комитет?» — подумал он и стал по ступенькам подниматься на широкое крыльцо почты. В дверях столкнулся с Лисовым.
— Ну что, Иван, наши собираются?
— Как же! Все собрались. Часть здесь, на почте, «пишут открытки», другие пошли греться в церковь.
— Ты сбегай, скажи, чтобы стягивались сюда. Но держались поодаль.
— Есть!
— Погоди. А Осип пришел?
— Он тут, но прячется в чьем-то дворе, — шепнул Лисов, — у него знамя.
Сергей немного потоптался на почте, делая знаки своим, чтобы выходили, и сам вышел на улицу, направился по правой стороне Почтамтской. Навстречу шли дружинники вместе с Лисовым. Лица веселые, глаза так и горят.
Сергей скоро вернулся. У почты собралась большая толпа.
На крыльце появились три человека в шубах и меховых шапках. Один из них сделал знак Сергею — это был Григорий. Другой, повыше ростом, зычно крикнул:
— Товарищи! Стройтесь в колонны, демонстрация начинается.
Люди стали строиться в ряды, образуя колонну. Григорий подошел к Сергею, спросил строго:
— Где дружинники?
— Все здесь, товарищ Григорий.
— Несколько человек с боков, остальные — вперед! — и шепотом: — Если бросятся жандармы или казаки, сделать предупредительные выстрелы. Но остановятся — стрелять!