Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
Костриков увидел, что оратора слушают. Инженеры, техники, мастера довольно улыбались, подбадривали выкриками. Рабочие хмурились, молчали.
«Черт возьми, ведь мы провалим все дело, — подумал Костриков. — Надо ему помешать».
И тут же крикнул:
— Значит, вы за войну, господин социалист? За новые убийства?
— Нет, нет, совсем нет! — возразил тот. — Я против кровавой бойни. Я за мир!
— Значит, вы хотите, чтобы по-прежнему правил царь и душили свободу?
— Нет, почему же... мы, собственно...
— Долой царского прихвостня! — крикнул Томс.
—
— До-ло-й! — грозно загудела толпа.
Эсер попятился и шмыгнул за железный нос паровоза.
— Слово представителю Томского комитета РСДРП товарищу Сергею! — звонко выкрикнул Пальчевский.
Костриков оперся на поручни, выжидая, пока угомонятся деповцы. На лицах специалистов сквозила усмешка: «Интересно, чем отпарирует студент?..»
— Товарищи! — воскликнул Костриков и прислушался к собственному голосу. Он прозвучал четко, уверенно. — Вы, живущие здесь, в Тайге, ежедневно видите поезда с красными крестами. Днем и ночью везут через Тайгу раненых, изувеченных войной людей. Сколько их? Это не поддается учету. А ради чего приносятся эти жертвы? Кому нужна война с Японией? На ней наживаются лишь буржуи, а простому народу она несет несчастье, разорение, голод. Верно я говорю?
— Пра-виль-но! Режь, товарищ!
— Сейчас уже поздно кричать, призывая к победе над Японией. Война фактически проиграна. Но это не поражение народа, а поражение царизма, не умеющего ни править страной, ни вести военные действия. Самодержавие прогнило, разложилось, опозорило себя жестокими расправами. И оно должно быть свергнуто революцией.
— Верно! Долой войну! Да здравствует революция! — загудел огромный цех.
— Мы должны поддержать всероссийскую стачку пролетариата, охватившую обе столицы и все промышленные центры. Мы должны блокировать Сибирскую железную дорогу объявлением тайгинской стачки! И эту стачку начать немедленно, сейчас.
— Даешь стачку! Ура! — крикнули в первых рядах.
— Ур-ра! — гулко прокатилось под высокими сводами.
— Я предлагаю создать стачечный комитет, облаченный всей полнотой власти.
— Верно! Даешь! — закричали в цехе.
Костриков достал бумажку и огласил список стачечного комитета.
Взметнулось множество рук.
Тут же на паровоз с красным знаменем поднялся Реутов, сделал знак рукой, прося тишины.
— Товарищи! Жандармы и полицейские разоружены боевой дружиной. В кабинетах начальника станции и начальника депо установлен караул. Вся власть на станции Тайга находится в руках стачечного комитета! С победой вас, товарищи! Ура!
Его слова потонули в радостном крике и гуле аплодисментов...
Тайга бастовала. На путях стояло уже несколько составов. Прибыл и был задержан пассажирский поезд. В депо митинговали. Шло горячее обсуждение царского манифеста. В огромном ремонтном цехе собрались рабочие депо, машинисты, кочегары, сцепщики, пришли жители поселка, крестьяне и даже пассажиры стоящего на путях поезда.
Один из них, в добротной шубе и каракулевой шапке,
— Я не могу согласиться, господа, с предыдущим оратором, начисто зачеркнувшим манифест. Вот послушайте! Он у меня с собой. — Господин достал манифест, развернул. — Тут же написано: «Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах неприкосновенности личности, свободы совести, собраний и союзов...» Каково? Ведь мы же с вами собрались здесь, и нам никто не мешает. Говорим, обсуждаем, спорим...
— Осади назад! — резко прозвучало под сводами.
— Назад! Я приказываю! — взвился дребезжащий голос, и в высокие распахнувшиеся двери, куда обычно въезжали паровозы, хлынула лавина солдат с винтовками на изготовку. На помост вскочил Реутов, потянул Кострикова за рукав:
— Скорей, скорей за мной, депо оцепляют солдаты. Или из Томска пригнали, или воинский эшелон высадили.
Сергей спрыгнул с помоста, юркнул в толпу. Реутов вывел его в запасную дверь, и оба бросились к стоящему на путях маневровому паровозу.
— Эй, ребятишки! — крикнул Реутов. — Дело труба. Солдаты осадили депо. Постарайтесь прорваться к Томску. Надо спасать товарища.
— Давай залезай, раз такое дело, — раздался простуженный голос машиниста.
Сергей пожал руку Реутову, взобрался. А тот побежал к будке стрелочника, открыл семафор. Паровоз зашипел, дохнул паром и выскочил на томскую ветку...
Сергей спрыгнул с паровоза, не доезжая Томска, и в обход станции вышел в город. Начинало смеркаться. «Пойду к Кононовым, больше не у кого укрыться», — подумал он и зашагал быстрее. Из переулка выскочили двое в полушубках, чуть не столкнулись с Сергеем.
— Ба! Костриков! Ты откуда взялся?
Сергей узнал дружинников Корнеева и Кадикова, обрадовался.
— Я-то из Тайги, туда нагрянули войска. А вы куда мчитесь?
— В управление дороги. Там черносотенцы теснят наших. Сейчас только прибежал связной.
— Тогда и я с вами. Айда!..
У здания управления железной дороги бушевала вооруженная толпа. Ломали двери, били стекла окон, пытались ворваться в помещение.
— Батюшки, да что же вы делаете? — кричала с тротуара какая-то старушка. — Там же жалованье выдают. Пришли женщины с детьми.
— Слышал? — шепотом спросил Корнеев.
— Да, плохо... — отозвался Сергей, — пошли в обход, здесь не пробиться.
Во дворе у закрытой двери тоже толпились черносотенцы.
— Вон там, за выступом, окна подвала, идемте, — шепнул Сергей.
Незаметно пробрались за выступ. Тут никого не было. Сергей стволом отогнул ржавые гвозди, вынул раму, осторожно поставил рядом. Во второй раме форточка была приоткрыта. Через нее открыли окно, влезли.
— Тихо! Свет не зажигать, — предупредил Сергеи. — Где это мы? Какие-то столы?
— Да это же бильярдная, — сказал Кадиков. — Я тут бывал. Через комнатку маркера есть выход на лестницу. Пошли!