Ради тебя одной
Шрифт:
Через минуту Прохоров уже пытался сесть, медленно приходя в себя и бросая бешеные взгляды на стоявшего с трубкой в руке Ефима. А в трубке все так же пищали длинные гудки.
– Давай же, черт! – в ярости выкрикнул Ефим. – Отвечай, Велегуров!
И Велегуров ответил.
Когда телефон наконец зазвонил, я отреагировал мгновенно, а именно засунул руку в карман штанов. И – о ужас! – телефон звонил, а достать я его не мог! Он провалился в небольшую дырку и застрял в подкладке. Дырка оказалась достаточной, чтобы пропустить в себя крошечный «Нокиа», но недостаточной, чтобы туда влезла моя ладонь. Я
Я чуть не спятил. Потом быстро снял брюки и, вывернув карман, выдрал-таки телефон. Оставалось ждать, когда Ефим перезвонит. Если он не перезвонит, то это я его убил. Я чуть не помер, ожидаючи.
Но он перезвонил.
Я нажал на кнопку приема и услышал родимый, совершенно спокойный голос.
– Он левее метра на три-четыре, – сказал Береславский. – И ниже сантиметров на тридцать. Действуй.
Слава тебе господи, эта ситуация – штатная. Моя самодельная тренога позволяла изменять сектор обстрела в любую сторону, а присобаченный к ней транспортир мгновенно переводил метры в градусы. Я навелся и нажал на спуск.
«В-94» заметно, несмотря на дульный тормоз и снабженный амортизатором приклад, дернулась, зато звука, опять-таки несмотря на безумные заряды, дала немного: глушитель был сделан правильный.
– Еще метр влево, еще полметра вниз, – спокойно корректировал Ефим. Значит, тут работала не только геометрия: сказывалось сопротивление пробиваемых материалов. И значит, все траектории будут с элементом случайности: на чистом-то воздухе с сотни метров уложить пули «В-94» в один спичечный коробок – задача не из сложных.
Я нажимал на спуск, слушал Ефима и снова нажимал на спуск, в перерывах перезаряжая ружье.
«Только бы попасть, – мечтал я. – Только бы попасть». Иначе Ефим живым оттуда не выйдет. Невзирая на все его соображения относительно странного поведения прохоровского главного палача – Вепрева.
Когда Серега наконец заорал «Слушаю!», Ефиму вдруг захотелось плакать. И от отчетливого предвкушения пока еще совсем не бесспорной победы, и от осознания того, что через несколько секунд он, Ефим Аркадьевич Береславский, станет-таки убийцей. К счастью, столь глубокие морально-этические размышления заняли лишь одну – и то не главную – часть его сознания. Вторая включила голосовые связки и спокойно дала Велегурову точные целеуказания. А еще была, наверное, третья, которая, после совсем уж миллисекундного взвешивания, все же вслух предложила Вепреву перейти, точнее, перебежать на его сторону. В самом прямом смысле, потому что на стороне Прохорова очень скоро начнут летать пули.
Вепрев, мгновенно оценив ситуацию, не заставил себя просить дважды и перебежал к Ефиму.
Огромные пули, как неведомые науке железные жуки, врывались в кабинет, с треском прорывая дубовую обшивку стенных панелей. И уже почти бесшумно его покидали: задняя стена была завешена большим ковром.
По комнате залетали щепки и пыль от раздробленных стен. Прохоров, сразу поняв, в чем дело, вжался в диван и боялся дышать. Когда начали стрелять в него, он оказался не таким смелым, как когда по его указаниям стреляли в других. У него, похоже, снова начинался приступ, он кидал то умоляющие, то убийственные взгляды на Вепрева и Береславского. А те единодушно хотели лишь одного: чтобы в Прохорова попала пуля и его не пришлось бы душить руками. Отступать обоим было некуда, и оба это понимали.
После каждого выстрела от стен отлетали здоровенные куски. Очередная пуля-снаряд со звоном расколошматила люстру, засыпав осколками стол и ковер.
Ш-ш-ррр-хх! – влетел в кабинет следующий подарок Велегурова, но достался он другу: пуля, видимо задев стальную арматуру, срикошетила и прошла касательно через мягкие ткани плеча Береславского.
Он скривился, однако, как настоящий боец, продолжил корректировать огонь. Впрочем, уже к пятому или шестому выстрелу Береславский, будучи не только бойцом, но и инженером, понял бессмысленность своего занятия. Грубая корректировка была возможна, точная – нет: преодолеваемые препятствия изменяли траекторию полета даже таких тяжелых пуль.
Поэтому Ефим вскоре замолчал, чтобы не отвлекаться от своих горячих мольб к богу. Он просил только одного: чтобы Прохорова убила пуля и его бы не пришлось душить. Другого способа Береславский не видел, а рисковать женой и ребенком не собирался.
– Сволочи, – просипел Жаба с дивана. Он был засыпан цементной пылью и выглядел полутрупом. Но – очень злым полутрупом: – Убью, сволочи!
Прохоров попытался встать, но в кабинет влетела очередная пуля, его шатнуло, и он снова упал на диван. Теперь – плашмя. Мольбы Береславского услышаны не были. «Так – точно не попасть», – с горечью поняли теперь уже подельники в другом конце кабинета. Слишком мала эффективная поражаемая поверхность. Ефим хотел остановить бесполезную стрельбу, но она остановилась сама: у Велегурова кончились патроны.
Береславский пересилил себя и сделал шаг к Жабе. Либо сейчас он это сделает, либо Натальи не станет. Прохоров, лежа на спине и тяжело дыша, с ужасом смотрел на безмолвно приближавшегося Береславского. Его огромная гороподобная грудь беспорядочно тряслась, а из гортани доносились сип и свист. Странно, но этические проблемы больше не занимали сознание Ефима. Теперь он думал о том, как отмазаться от убийства. Он не сомневался, что новоприобретенный «друг» Вепрев мгновенно заложит его. А может, и сам пристрелит. После совершения преступления, разумеется. Эллочка расскажет все так, как он ей велит.
Да, задача! Но сейчас надо разобраться с Жабой.
А Прохоров стал как будто не в себе. Он как-то странно булькнул горлом, широко раскрыл рот, глотая воздух. И – замолк! Голова бессильно завалилась набок.
Ефим подошел к нему вплотную, нагнулся…
– Он сдох! – восхищенным шепотом сообщил оставшийся за спиной «союзник». Береславский недоверчиво посмотрел на поверженного врага.
– Он сдох, клянусь! – Вепрев был в полном восторге. – Слушай меня, Ефим Аркадьич!
Береславский, осторожно прислонив пальцы к шее Прохорова, не нащупал даже подобия пульса. Убедившись, что Жабы больше нет – то ли инфаркт, то ли инсульт сделали то, что не сумела хваленая «В-94», – он развернулся к Вепреву:
– Мы вместе или нет?
– Конечно, вместе! – обрадовался тот. – Эта тварь собиралась меня в расход пустить!
– Ясно. У вас тут свои причуды. Значит, так. Это – несчастный случай. Третий инфаркт. Тушу – вниз. На плечах. С рвением и слезами. Вызывай «Скорую помощь». Пусть его увезут. Только щепки с него стряхни. Сюда – никого. Эллочку предупреди сам. Завтра лично займись ремонтом. Или особо доверенные люди. Внизу скажи, что Прохоров сдох…
– На Эллочке? – спросил догадливый Вепрев.