Ради тебя
Шрифт:
Берри молчал, таращась белёсыми в красных прожилках глазами на Грега. И Сартос молчал - говорить больше не о чем было, да и желание начисто пропало.
– А знаешь, что во всём этом самое забавное?
– первым всё же старик заговорил.
– Ты станешь держать язык за зубами и слушать меня внимательнее, чем собственную мамочку.
– Буду, - отупело кивнул Грег и невесть зачем повторил: - Конечно, буду.
[1] Хук - термин традиционного бокса, удар.
[2] Губа (здесь) - гауптвахта. Помещения для содержания арестованных военнослужащих.
11 глава
Мерно
Тиль приподнялась на локтях, хотела откинуть покрывало, задёрнуть шторы. Что-то чёрное, большое, от неожиданности показавшееся вовсе громадным, шевельнулось рядом с постелью.
– Спи, - негромко посоветовал Карт, - поздно уже.
Тильда кивнула, послушно легла, разглядывая кроватный полог. Тело казалось лёгким, почти невесомым и вроде бы звенело тихонько, только вот веки давили - не со сна, глаза будто опухли, а губы запеклись. Арьере и чувствовала себя, как после лихорадки, словно жар только что спал, отступил. Тогда бывает вот так же легко, хоть и не слишком комфортно.
Одно не понятно: как она в собственной спальне очутилась, да ещё ночью? Впрочем, этот вопрос в немедленном ответе точно не нуждался.
– Ты на меня выпала, - сообщил Крайт.
Наверное, опять мысли подслушал.
– Откуда выпала?
– без особого интереса спросила Тильда.
Всё, что случилось - сегодня, десять лет назад и ещё раньше - сейчас казалось совсем неважным и очень-очень далёким. Хотя это на самом деле было далеко от «теперь».
– Из самолёта, - ухмыльнулся Карт.
Кузен опять шевельнулся, кажется, спиной о кровать опёрся, а, может, и голову на одеяло положил - Тиль не видела, а поворачиваться не хотелось. Она подвинула руку, нашарила ладонью жёсткую и гладкую, как собачья шерсть, шевелюру Крайта, пропустила пряди над его лбом через пальцы и замерла, вслушиваясь в щекотку чужих волос на коже, в дыхание мужчины, в ночной дом, луну.
– Тебе же неудобно так сидеть, - сказала, когда, кажется, прошла вечность.
А, может, всего минут пять.
– Удобно, - не согласился Крайт.
И снова тишина, шорохи, поскрипывания и шепотки, которые были частью этой тишины и не имели никакого отношения к людям.
– Карт, - позвала Тиль, - а кто я?
– «Для тебя» договаривать не стала, слишком банально и пошло бы получилось, а сейчас и совсем лживо.
– В двух словах не скажешь, - тихонько хмыкнул Крайт.
– Честно, я пробовал. Ну, знаешь, готовился.
– А в трёх?
– И в трёх не скажешь. Трёх тоже слишком мало.
– Тогда просто расскажи.
– Рассказать?
– усмешки Карта Тиль тоже, понятное дело, не видела, но представляла её прекрасно.
– Сколько мне было, когда ты появилась? Лет шестнадцать? Но, в общем, собирался я Берри прикончить. Всерьёз так собирался, основательно. Нет, идеальное преступление не готовил. А вот невозмутимость перед зеркалом репетировал. Это, значит, чтоб на виселице достоинства не терять. Смешно?
– Очень, - заверила его Тильда.
– И что случилось?
– А сама не догадалась? Хочешь, расскажу, во что ты была одета, когда сюда приехала? Платьице такое зелёное в оборочках посветлее. Ещё передник, чепчик вроде шлема, только в кружавчиках, а на шее здоровенный бант. И это платьице тебе ужасно не нравилось, постоянно оборки дёргала.
– Тогда ты меня полюбил враз и до гробовой доски?
– предположила Арьере.
– Не-ет, - помотал головой Крайт - жёстко-мягкие волосы проехались под ладонью Тиль.
– Просто ты старалась держаться в стороне от всех, но постоянно за Берри оказывалась. Не жалась, а...
– Карт щёлкнул пальцами, видимо, пытаясь нужное слово подобрать, - словно отгораживалась им. Понимаешь? Тогда и сообразил: ну прихлопну я старика, так у тебя никого не останется. В общем, считай, не только его, но и мою жизнь спасла. Правда, это до меня уже позже дошло.
– А потом?
– А потом было много дури, щедро унавоженной романами, которые я тогда пачками глотал. Ну, знаешь же, герои, страдающие от непонимания, неразделённой любви, отсутствия смысла жизни и поноса.
– Карт!
– Тиль дёрнула его за волосы, старательно давя смешок - над такими шуточками в её почтенном возрасте смеяться уже просто неприлично.
– А ты хочешь узнать скабрезную историю, как подрощенный молокосос вожделел совсем уж юную деву?
– кузен вывернул шею, видимо, пытаясь лицо Тиль рассмотреть.
– Карт Крайт!
– Ладно, ладно, - проворчал, снова пристраивая затылок на краю кровати.
– Дальше... А дальше этот кретинский полёт над морем.
– Расскажи, - тихо попросила Арьере.
– Не сумею, наверное, - Карт перехватил её ладонь, поцеловал легонько, и не отпустил, держа близко, но губами не касаясь, лишь гладя дыханием.
– Очень холодно. И очень больно - от холода, а ещё от воды и соли. Хочется дышать, а не получается, вода рот заливает. Страшно. Рук не чувствуешь, будто и не твои. Смотришь, как они за эту проклятую деревяшку цепляются, и понимаешь: вот-вот отпустят. А ты ничего сделать не можешь.
– Прости, - прошептала Тиль, повернулась на бок, поджав колени к груди, но руку не убрала.
– Я выплыл... В общем, ты меня звала.
– Звала?
– Ну да. Помнишь, как тогда... Да всегда! Ты по утрам вылетала из дома и орала, как ненормальная.
– Просто кто-то вскакивал ни свет ни заря, а потом в саду читал. Даже зимой!
– Это не кто-то рано вставал, а ты спала до обеда. Кстати, зачем кричать, если знаешь, где я?
– А зачем всегда отвечать: «Нет его?»
Ночная тишина завернула комнату, будто в платок. Тёмный сад бесшумно перебирал ветками за стеклом, и не было ни солнечного света, копьями пробивающегося сквозь густые яблони; ни по-утреннему суетливого щебетания птиц, облюбовавших заросли сирени у ограды; ни счастья от того, что это всё просто есть. Не было старого скрипучего, почти до земли продавленного шезлонга и ярко-красного пледа, прихваченного невесть зачем. Не было белых муслиновых платьиц и ярких лент, по-крестьянски перехватывающих волосы. Никто не кричал: «Карт, ты где?». Никто не отвечал ворчливо: «Нет его».