Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России
Шрифт:
Шах в своих воспоминаниях писал: «Теперь мне ясно, что американцы хотели, чтобы я ушел. Ясно, что именно этого хотели борцы за права человека в Государственном департаменте, и этого госсекретарь Вэнс очевидным образом добился»26 .
Другим центром оппозиции режиму шаха было посольство США в Тегеране. Картер рассказывал о настойчивых предложениях, излагавшихся в докладах посла Уильяма Салливана, требовавшего, чтобы США поддержали Хомейни даже в ущерб Бахтияру и его коалиционному правительству. Как рассказывал Картер, Салливан исполнял его инструкции «неохотно, – когда вообще исполнял»21 . Посол утверждал, что правление Хомейни «приведет Иран к демократии»28. Зафиксируем эту оригинальную трактовку исламизма как «демократии»!
В контексте оценки правления Хомейни как «ведущего к демократии» интересно и наблюдение бывшего представителя шаха в ООН Ферейдуна Ховейды, отмечавшего, что в тот период западные правительства осознанно решились принять благородную версию «умеренного» Хомейни. (Ховейда подчеркивал, что в дальнейшем американцы продолжат «парадоксальные поиски умеренных в среде фундаменталистов».)29
По откровенному свидетельству Пречта, еще осенью 1978 г., по предложению политолога из Питтсбургского университета, «персоны нон-грата в Госдепе» Ричарда Коттама, он встретился со сподвижником Хомейни Ибрахимом Язди. Пречт рассказывал о том, как проявил своевременную активность и ранее американского посольства в Тегеране установил «нужные контакты с оппозицией». Было налажено два канала коммуникаций через Язди: при посредничестве политического советника посольства Уоррена Циммермана и прямой телефонный контакт, осуществлявшийся самим Пречтом30. При этом вскоре у посольства возникли контакты и помимо Язди. В конце декабря был установлен контакт с аятоллой Бехести – как пишет Пречт, «наиболее крупным клерикалом, которого мы знали»31.
Отметим, что у шаха в США были и очевидные сторонники. К прошахски настроенной элитно-политической группе относились такие крупные фигуры, как Генри Киссинджер, Дэвид Рокфеллер, Джон Макклой, поддерживавшие вариант создания шахом военного правительства32. (В момент революции в Иране Киссинджер в интервью «Экономист» недвусмысленно осудит антишахскую политику США33.)
Подспудным фоном иранских событий было соперничество в Вашингтоне между Вэнсом и весьма могущественным в тот период советником Картера по вопросам безопасности Збигневым Бжезинским. Бжезинский формально также являлся сторонником проведения шахом твердого курса. Имея в своих руках достаточно рычагов власти, Бжезинский, однако, почему-то не использовал их для сколько-нибудь эффективной помощи шаху.
Соперничество между Бжезинским и Вэнсом выливалось в совершенно противоречивые инструкции Тегерану. Салливан требовал от шаха либерализации, Бжезинский – силовой политики. В итоге, по рассказу Пречта, шах не знал, кого ему слушать: «Шах, бедный парень, был смущен противоречивыми советами»34. Позже Салливан в своей книге «Миссия в Иран» обвинит в неэффективности работы тегеранского посольства Бжезинского35. Сам шах «состоявшийся в итоге в начале ноября знаменитый звонок Бжезинского с выражением слов поддержки» оценил в своих мемуарах немногим выше, чем аналогичные заверения Салливана о «стопроцентной поддержке США» – ввиду «забавного» отсутствия подтверждения данных слов из Вашингтона36.
Существующая версия о прошахской позиции Бжезинского входит в противоречие и с антишахской позицией его соратников в СНБ – в том числе его помощника Дэвида Аарона, Роберта Хантера, Джессики Тачмен37. И не кто иной, как Бжезинский38, просил уже упомянутого Болла, известного негативным отношением к режиму шаха, стать главой специальной комиссии СНБ по Ирану.
Изменение западной политики в отношении Ирана вызвало озабоченность советского руководства. В ноябре 1978 г. Генсек ЦК КПСС Л.И.Брежнев в газете «Правда» предостерег западные державы, и в особенности США, от вмешательства во внутренние дела Ирана39.
Данное советское предостережение возымело нулевой эффект. В декабре 1978 г. «Вашингтон пост» сообщила, что в своем секретном докладе Джордж Болл требует отказа шаха от абсолютной власти, призывая к созданию гражданского коалиционного правительства, включающего оппозиционных лидеров. США предлагалось отвести роль арбитра между правительством и шахом и утвердить американское долгосрочное экономическое присутствие в Иране40.
В конце декабря 1978 г. в Тегеран прибыл бывший глава британского МИДа Джордж Браун, передавший шаху настойчивое предложение назначить премьер-министром Бахтияра. Позже шах напишет, что «согласился назначить Бахтияра, которого всегда полагал англофилом и агентом Бритиш Петролеум, под иностранным давлением, после встречи с лордом Джорджем Брауном»41 . Таким образом, кресло премьер-министра Ирана занял крупный оппозиционный лидер.
Подчеркнем, что решение об уходе шаха было, безусловно, принято не только в Вашингтоне. Известна, в том числе, негативная роль в падении шахского режима британского посла Энтони Парсонса, с которым, по свидетельству шаха, Салливан постоянно в данный период появлялся вместе42.
Позиция Франции, в октябре 1978 г. разрешившей Хомейни пребывание на своей территории, также глубоко неоднозначна.
26-28 декабря 1978 г. по поручению Жискар д'Эстена в Тегеране с секретной миссией побывал бывший министр внутренних дел Франции Мишель Понятовски. Как сообщил этот эмиссар в секретной записке в Париж (опубликованной Жискар д'Эстеном в приложениях к его мемуарам), шах был в курсе планируемого предательства американцев. В том числе того, что Салливан уже вступил в «секретные переговоры с лидерами иранской оппозиции по вопросу формирования нового правительства»43 .
В мемуарах тогдашнего главы французской Службы Внешней документации и контршпионажа (ныне СДСЕ) графа Александра де Маранша содержится утверждение о том, что его страна сделала шаху весьма экзотичное предложение – «организовать для Хомейни несчастный случай с летальным исходом». Однако шах отклонил вариант убийства, сказав, что это сделало бы Хомейни мучеником44.
Как докладывал Понятовски в своей секретной записке, шах отмечал, что даже изгнание Хомейни из Франции могло бы послужить для иранской ситуации «последней искрой». Вместе с тем вариант высылки Хомейни в Алжир не отвергался шахом однозначно. Однако правитель Ирана не хотел официально подтверждать свое согласие на данную операцию и «полностью полагался на мудрость Франции»45. Узнав об этом, французский министр внутренних дел, по воспоминаниям Жискар д'Эстена, «испытал облегчение»46, ведь руководство страны вряд ли на самом деле собиралось высылать главного врага верного «друга Франции»41.
Окончательное решение о необходимости «скорейшего ухода шаха» было принято в декабре 1978 г. на американо-франко-германо-британском саммите в Гваделупе.
Картер утверждал в мемуарах о полном «единодушии» собравшихся лидеров четырех держав в данном вопросе48.
По воспоминаниям же Жискар д'Эстена, он сам и канцлер ФРГ Гельмут Шмидт пытались выступить в защиту шаха. Однако, пишет Жискар д'Эстен, «наши аргументы не убеждают Джимми Картера. Мы предчувствуем, что он уже принял на сей счет решение: США не станут поддерживать Иран. Они убеждены, что проиграли здесь свою партию». По рассказу бывшего французского президента, Картер утверждал, что «руководство армии готово взять власть в свои руки» и что «его политические концепции довольно-таки близки нашим собственным»49.
С января 1979 г., после «временного» отъезда шаха из страны, иранская оппозиция перешла к решительным действиям. В этот период американцы, по словам шахского посла при ООН, еще исполняли «шоу» на тему их помощи шаху50. Неискренний характер данного шоу был, однако, уже всем очевиден. Бахтияр пытался взять на себя роль национального лидера, заключив союз с Хомейни (о посредничестве в данном вопросе он просил Саллива-на51). Но Хомейни вел собственную игру и не собирался сотрудничать со скомпрометировавшей себя в глазах оппозиции фигурой.