Радуга 1
Шрифт:
— Чайком не угостите, господа хорошие? — вдруг раздалось настолько близко, что оба рыбака чуть не подпрыгнули на своих местах. Иван уронил кружку, хорошо — пустую. Суслов сполз с чурки, где сидел до этого. Сбоку от них на расстоянии вытянутой руки от огня сидел человек. Весь облик его говорил о недюжинной силе: длинные толстые руки, доходящие чуть ли не до колен, мощные кривые ноги, широкие плечи. Выражение лица было таким притягательным, что люди, попадавшиеся навстречу, наверно, уступали ему дорогу, старательно отворачиваясь в сторону. Собаки — так те просто в обморок падали, даже натасканные на волков. Маленькие глаза, глубоко упрятанные под могучими валиками бровей, не имели никакого выражения при любой ситуации. Кроме одного — смерти.
— Не бойтесь, парни, я вас не съем, — сказал незнакомец без тени улыбки.
24. Сари-мяги
Иван очень порадовался, когда старательно выбранное за полдня поисков место оказалось верным.
Они проснулись засветло, испили крепкого и вкусного чаю, позавтракали застывшей в заливную рыбу ухой и признались друг другу: никакого похмелья, стало быть — пить с утра не обязательно. Честно говоря, не терпелось начать исследования. Ваня, двигаясь по пологому склону зигзагообразно, объяснял Суслову:
— Понимаешь, Шура, все мои изыскания основаны только на природе вещей и на доверии к нашим предкам. Вот эти заросшие валуны были когда-то границей прибрежной зоны, они и расположены, будто выделяясь из ландшафта. Далее идет метров тридцать полоса подъема воды в разливы. Примерно метров через сто могли уже начинаться оборонительные сооружения: частокол или более серьезные постройки — стена, например. Ничего, конечно, до нашей поры не сохранилось. Но не потому, что не существовало в природе, а потому что сделано было из самого удобного и экологически чистого продукта — из дерева. Как ты помнишь, наверно, наши места назывались викингами «Гардарикой». Страна городов. Заметь — не Москва какая-нибудь или средняя полоса. Север — страна городов. Ты закономерно поинтересуешься: куда же все подевалось? А никуда не подевалось. Все — здесь, — он топнул ногой по земле, вздохнул и погрозил кулаком куда-то в сторону деревни.
— Дерево — не самый долговечный материал, к тому же подвержен гниению, и особенно — огню. Потому его и выбирали древние мастера: легко ремонтировать в случае чего. А чего только на этой земле не было! И долгая подлая Ливонская война, и восстание «севрюков», и опричнина Ивана, понимаешь ли, Грозного, и этнические чистки Петра Великого, построившего свой Петербург на костях ливов. Тут чего хочешь быльем порастет.
Шура только вздыхал в ответ, кручинясь над словами, и поправлял сползающую с плеча огромную сумку с амуницией. Он уже устал болтаться взад-вперед, не видя никакой разницы в пейзаже: везде сосны, везде черничник.
— На гарях лучше всего разрастается крапива, — продолжал рассуждать Иван. — Потом ее вытесняют кусты какой-нибудь непонятной ивы или черемухи. Век их совсем недолог — и вот уже березы колосятся. Но здесь берез не видать. Оно и понятно — сосны не дают света. Они начинают произрастать в наиболее благоприятной и удобренной почве. А откуда она берется? От изначальных горелых мест, то есть — от былых домов и разных построек. Ленточным фундаментом тогда не баловались, предпочитая устанавливать пятистенки на большие камни. Самые толстые стволы должны быть на месте былых домов, а естественные выпуклости почвы — это валуны. Таким образом рассуждая, мы приходим к выводу, что вот эти неровности — и есть границы былой жилой зоны.
Они, наконец, остановились. Суслов попробовал присмотреться к ландшафту: вроде бы действительно, чувствуется некая система в произрастании сосен-великанов. Впрочем, чего же они будут копать в каждом месте, выбранном в качестве потенциальных строений? Погреба искать с зарытыми сокровищами?
— Вот он — наш объект, — между делом известил Иван. — Все как я и предполагал: расположен в непосредственной близости от строений, на достаточном удалении от частокола, да вдобавок на него указал еще наш ночной гость.
— Что же ты, гад, заставил меня полутра бродить по долинам и по взгорьям. Надо было сразу придти сюда, руководствуясь полученными инструкциями.
— Да понимаешь ли, Шура, двигаться по его приметам — это все равно, что дом искать рядом с «мужиком в пиджаке». Вот теперь я вышел на цель — а ориентировки все и совпали. Так что, будем искать здесь.
Они отдохнули, попили холодного пива из холодильника, потом принялись за раскопки. Часа через полтора стало ясно, что попадающиеся камни расположены совсем не хаотично, а как-то даже упорядоченно. Когда же длинный, похожий на антенну щуп, провалился в землю без особых усилий, Шура вытер тыльной стороной ладони лоб и сказал:
— Вот он — склад!
В земле образовалась щель, открывшая пролом в темноту и неизвестность. Иван запихал в него кислородный датчик, позаимствованный на одном из пароходов.
Конечно, некоторые древности от доступа свежего воздуха могут развалиться, но без достаточного количества кислорода можем развалиться мы. Так что не будем торопить события.
Кислорода внутри было не очень, если верить цветовой гамме на шкале индикатора, это и понятно — сколько веков под спрессованной землей, да к тому же постоянно расходуясь на всякие окислительные процессы. Но теперь, когда вновь открыта дверца доступа благородного газа, все там станет живительнее и веселее: недоразложившиеся белковые соединения — разложатся, недоокисленные материалы — окислятся. А археологи их убьют. Только нет дела археологам до этих земель. Официальная версия истории, написанная под заказ, запрещает искать там, где может навредить созданной картине.
Поэтому два «диггера» подождали, пока дыра основательно проветрится, перекусили, назвав это «обедом в полевых условиях», обвязались веревками, взяли фонарики, включили походные уоки-токи, заправились в одежду с капюшонами, и Иван пошел в темноту. Шура остался на стреме.
Сделав в проломе первых два шага, Ваньша обрадовался. Он предполагал, что это будет какая-нибудь клетушка, где и не развернуться-то, но обнаружился обложенный камнем коридор, местами, конечно, обвалившийся. Можно было, ссутулившись, двигаться вперед, но не очень далеко. Десять шагов отделили его от входа и какой-то развилки: можно было двигать прямо, протиснувшись между стеной и давнишним обвалом из прессованной, как камень глины и земли, или повернуть направо. Фонарь ничего толкового не высвечивал, только дыру и больше ничего — ни дверцы, ни сокровищ, ни шкелетов в бесстыжих позах. Чтобы осмотреться, требовалось быть непосредственно рядом.
— Шура, — шепотом сказал Иван. — Тут развилка. Я пойду прямо посмотрю. Десять шагов от входа. Видимость охрененно хреновая. Ничего не нашел. Пока, надеюсь.
Сразу же зашелестел ответ Суслова:
— Тогда оставь мне другой проход, не задний. Удачи.
Несмотря на проветривание дышать было нехорошо. У Ваньки, как и у любого уважающего себя исследователя замкнутых пространств, при себе имелись не только индикаторы кислорода, но и кислородно-изолирующий противогаз, обеспечивающий двадцатиминутную отсрочку потери жизнедеятельности при несовместимых с нормальным дыханием условиях. Назывался он «SABRE ELSA» и тоже был вывезен в свое время с парохода. Без всякого сомнения — суда — замечательные кладовые, знать бы только конкретно, что в хозяйстве сгодится. Впрочем, были и такие парни, которые, уезжая, вывозили целые коробки со всем, что попадалось под руку. Иван усмехнулся, вспомнив одессита Скока, кряхтя грузящего в такси все, что было нажито непосильным трудом: в том числе и маркеры, фломастеры, степлеры, туалетную бумагу, скотчи и тому подобное.