Радуга 2
Шрифт:
— Рокнролл, — сказал он. — Аолумб, — ответили собаки. — Битва характеризовалась скоротечностью, порванными штанами и то ли мертвым, то ли притворяющимся псом.
Сука скомандовала нападение, Шура словил одного на сапог, другого зацепил за загривок руками, третья щелкнула зубами и отступила. Метко пнутая под живот, собака очень быстро утратила интерес к поединку, полетела, переворачиваясь в воздухе, как топор, и принялась ожесточенно вылизываться после приземления. Наверно, решила, чтоиспачкала свой чудесный мех, столкнувшись с сапогом. Другой пес недолго находился в руках Шуры, быстро скинутый в стенку. Издал совсем несобачий звук, наподобие «хэк» и остался лежать, отдыхая. А сука, подлая, одним
Сука ретировалась быстро: поджала хвост, мстительно заскулила и убежала, проклиная про себя и обещая собрать все собачье воинство, чтоб позднее отметить здесь каждый колышек, каждую стену. Ощутивший на себе всю силу футбольного гнева пес долго не мог взять в толк, чего же от него требуется, зачем его посторонними собаками по мордам бьют. Наконец, кряхтя и стараясь держать задние ноги на ширине человеческих плеч, ушел и он.
Остался Шура с собакой на руках и мелкий, ходящий королем на задних лапах: он, без всякого сомнения, считал себя инициатором и победителем битвы. Большой пес так и не пришел в себя — что с ним дальше делать, Шура понятия не имел. Искусственное дыхание «рот в рот», точнее — «рот в пасть» он решительно отверг. Бегать с ней по деревне, пытаясь обнаружить хозяина, было не совсем разумно. Оставлять во дворе тоже негигиенично. Он быстро вскрыл дверь внутрь и выудил себе из кладовки лыжи с ботинкамии палки.
Так они и пошли за дом в направлении к лесу: Суслов и две собаки. Одна — на руках, другая путалась под ногами. Перекинутый через плечо, на манер охотничьего трофея, пес ужасно вонял псиной. «Был бы это благородный олень, как с картинки про Робина Гуда, пах бы, наверно, олениной», — думал Шура, скользя по насту. Мелкий рядом радовался и облаивал любые встречные кусты. Мертвую, или жестоко контуженую собаку он оставил под самой ближайшей сосной. Если в лесу водятся волки, то они обязательно наведаются к столь примечательному дереву.
Словом, Шура Суслов был настоящим укротителем, так что не беспокоился, если бы в облюбованном им «месте для костра» были еще кто-то, из числа друзей человека. Или врагов, но небольших габаритных размеров.
На крыше домика сидела одинокая птица весьма внушительных форм. Чем-то напоминала собой баклана, только вытянутого и с кривыми, как у альбатросов крыльями. «С таким размахом ей, поди, и взлететь-то тяжело», — подумал Шура, но птица поднялась в воздух легко и непринужденно, сделала круг над поляной и улетела в лес. Ноги ее, свободно свисающие, как у журавля, были вооружены хорошо различимыми когтями. «Просто птица Рух какая-то, схватит за загривок — и унесет в небо», — с опаской предположил Суслов, не решаясь некоторое время приблизиться к хибаре.
В избушке был бардак и запустение. Загадили в свое время преизрядно. И не лень было сюда для этого ехать. Он планировал провести здесь ночь, а утром разобраться, что делать дальше. Мысль о жене и детях как-то ненавязчиво все время выскальзывала из головы. Поэтому Шура, в меру своих возможностей, убрал хлам и безобразие. Посокрушался, как некурящий человек, отсутствию спичек, или зажигалки, но к удивлению обнаружил заветный коробок в приметном месте под самой крышей.
Когда он запалил костерок, стало веселее. Еды, конечно, не было в количестве, способном удовлетворить его аппетит, но на легкий перекус хватало. Шура постепенно сжег весь мусор, скопившейся здесь, поймав себя на том, что очень ответственно относится к этому занятию. Как тимуровец на апрельском субботнике.
Судя по подкрадывающимся сумеркам,
Как определялось время суток, если хронометры, как таковые, появились не так уж и давно? На выпуклый морской глаз, считали историки. То есть для ведения некоторого планирования были ориентиры только двух промежутков времени: закат солнца и его же восход. А между ними — дело вкуса. То есть — никакой хронометрии. Но так предки жить не могли, они же тоже люди. Сделали солнечные часы, песчаные и даже водяные. Откалибровали шкалу — и зажили себе припеваючи, прекрасно ориентируясь во времени и не теряя на пустые ожидания лишних моментов.
Есть такие древнейшие часы во многих музейных запасниках. Что характерно — зачастую показывают разную продолжительность суток. Ошибались неграмотные предки в подсчетах часов в сутках, говорят историки. Иногда 20 часов, как на самых древних, иногда 22. Так что же это получается: может и не бездна веков отделяет нас от былых грандиозных событий? Может, и не было тысячелетней истории Египта? Может, и так. Шура Суслов, отрешенно глядя на огонь, говорил себе, что время относительно. Не относительны только люди.
Сутки стали короче. За один миг. Нужно проверить, конечно, но все идет к тому. Природа изменилась. Так сколько же времени прошло? Для него, да и всех остальных соплеменников — нисколько. Сел в автобус, слез с автобуса. Был в одном мире — оказался в другом. За это время деревья выросли до небес, животные сказочно преобразились. По крайней мере, те, с кем довелось тут встретиться. Воздух — кристально чистый. Солнце, наоборот, не золотое, а красноватое. Что это — научный эксперимент мирового масштаба? Шура не питал иллюзий, что где-то вдалеке отсюда все осталось, как прежде. Что где-то продолжают угрожать «демократией» всему миру, где-то строят эпохальные планы о всеобщей муслимизации. Черта с два — все мы плыли в одной лодке. И теперь эта лодка для всех для нас развалилась, превратившись в убогий плот.
Но тогда остается другое объяснение: нематериалистическое. Точнее — не совсем материалистическое. Достаточно сделать одно допущение, и многое встанет на свои места. Божий промысел. Число Фибоначчи масштаба цивилизации.
Когда-то перепись населения библейским любимчиком Давидом послужила поводом для жесточайшей эпидемии чумы. Ну, сейчас переписывают всех, кого не лень. Тотально. Обмен паспортов, ИНН, страховые и медицинские полиса, номера банковских карт, чертовы выборы — подсчет потенциальных налогоплательщиков похож на охоту. Зачем? А догадайся, если фантазии не хватает — то для улучшения благосостояния народа. По крайней мере, какой-то его части. Здесь бедствие связывается с Богом косвенно. Точечное воздействие, на цивилизацию, как таковую, не очень сильно повлиявшее.
Космические катастрофы с участием Земли. Библейские упоминания. Да что там библейские — даже в «Калевале» о них можно прочесть. Шура хмыкнул, глядя на синие язычкипламени, весело пляшущие на комкающихся боках пластиковой бутылки от пива «Охота»: при желании можно поменять местами ссылки на Библию и родную «Калевалу». Все наши планеты — как кегли. Сбил одну — зашатались другие. Результаты — бури, землетрясения, ночь длиной в год, голод и болезни. Не из куска ли Земной плоти получилась Луна? Из той, что была когда-то на месте глубочайшего и таинственного Тихого океана? Опять Божья воля не совсем явная. Наказал, но не убедил.