Радуга
Шрифт:
— Мне действительно очень хочется посмотреть вашу игру, и совершенно не важно, где я буду сидеть. Я не слишком вас обременяю?
— Нисколько.
Алекса честно призналась Джеймсу, что роль Джульетты требует неимоверного напряжения у актрис, относящихся к любви столь же цинично, как она сама. И тем не менее с самого первого спектакля ее Джульетта была просто волшебна. Все зрители были уверены в ее искренней любви к Ромео, безнадежно надеясь на счастливый конец. Но влюбленные, как всегда, умирали. Умерли они и в субботу после полудня, на глазах у Роберта Макаллистера, сидевшего на складном стуле в проходе, направо от сцены. В этот день Джульетта Алексы была как никогда убедительна. В романтической
За ярким светом юпитеров Алекса не могла разглядеть, встал ли Роберт вместе со всем залом, бешено аплодировавшим ее замечательной игре, но, вновь и вновь выходя на поклон, смутно надеялась, что он придет за кулисы и восхищенно расскажет о своих впечатлениях. Нет, Алекса не приглашала сенатора к себе в гримерную, но никто и не остановил бы его, попытайся Макаллистер пройти за сцену. Однако Роберт, по всей видимости, таких попыток не предпринимал. Не было ни замечаний, ни даже нескольких слов благодарности, торопливо нацарапанных на последней страничке программки.
Алекса знала, что Макаллистер должен был готовиться к важному официальному политическому приему, следовавшему за не менее важным приемом у губернатора. К тому же он поблагодарил ее несколько раз перед спектаклем. И все же… Роберт мог бы найти быстрый и простой способ сообщить о своем впечатлении. Тем более что сегодня Алекса была в ударе и играла особенно хорошо. Но видимо, признать это было выше сил того, кто женат на Хилари.
Расслабившись в гримерной и дожидаясь, пока спадет напряжение после спектакля, актриса без устали повторяла себе, что отсутствие знаков внимания еще ничего не говорит об отношении к ее игре Роберта Макаллистера. Вскоре она обнаружила, что сегодня просидела после спектакля гораздо дольше обычного. Что за напасть? Не нужно, не следует придавать такое значение его равнодушию, но тем не менее Алексу грызло необъяснимое беспокойство и точила обида на то, что Роберт исчез, не сказав ни слова.
Через полтора часа после того как стихли бешеные аплодисменты и театр опустел, она вышла на Бродвей, а в голове ее все еще вертелся воображаемый разговор с надменным сенатором.
Надменным сенатором… терпеливо ждавшим ее у театра и… выглядевшим вовсе не надменным.
— Привет!
— Привет!
— Я только хотел сказать вам, что вы были великолепны.
— Благодарю вас. Я понятия не имела, что вы здесь. Вам надо было пройти за кулисы. — Алекса от неожиданности забыла все заготовленные колкости.
— Да-а… что ж… я… — Роберт пожал плечами. — Мне совсем не трудно было подождать.
— Обычно я покидаю театр гораздо раньше… — пробормотала Алекса. — Но, понимаете, я была так взвинчена, так зла на вас.
И, встретив ласковый и неуверенный взгляд Роберта, переспросила себя: «На вас?»
— Мне совсем не трудно было подождать, — повторил Роберт и, улыбнувшись, добавил:
— Но сейчас мне, видимо, лучше уйти. Алекса, вы действительно были великолепны.
— Спасибо, Роберт.
Он ушел, конечно, опоздав на очень важный политический прием, а Алекса, ошеломленная, осталась наедине со своим открытием: она узнала совершенно нового сенатора Макаллистера. Никакой он не самонадеянный и не высокомерный. И без особых претензий.
Роберт — простой, замечательный, чувствующий и думающий мужчина, каким и кажется.
Глава 8
Луара-Вэлли, Франция
Май 1989
Изабелла неподвижно стояла у окна в своем замке семнадцатого века. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, гораздо дальше открывавшегося перед ней волшебного вида на живописные реку и поля, словно Изабелла надеялась разглядеть там, в туманной дали, дом, где сегодня ее любимая дочь узнает правду о своем рождении.
До чего же поразительно: прошел уже двадцать один год! А воспоминания о тех нескольких драгоценных днях, что она провела со своей малышкой, были так живы. Изабелла все это время так часто совершала путешествие в прошлое, что по множеству причин те далекие дни сохранились в памяти, казалось, гораздо ярче и отчетливее, чем все прожитые после них годы. И вот сегодня ее маленькая девочка, ставшая взрослой, самостоятельной женщиной, наконец узнает правду о далеком прошлом. Но почувствует ли она великую любовь, которой была наполнена жизнь несчастной матери?
— Изабелла, я принес тебе чаю. — Ее размышления прервал мягкий голос Луи-Филиппа.
Изабелла оторвала взгляд от панорамы Луары-Вэлли и повернулась к человеку, который вот уже десять лет был ее мужем. Он потерял свою горячо любимую жену, так же как Изабелла потеряла своего обожаемого мужа. Отношения между Изабеллой и Луи-Филиппом начались с тонкого понимания взаимных потерь и одиночества, и понимание это постепенно переросло в нежнейшую привязанность и любовь.
Луи-Филипп знал тайну Изабеллы, ведь ему тоже приходилось жить вместе с ней под неусыпным оком «теней» — людей, приставленных Жан-Люком постоянно следить за Изабеллой. Вначале Луи-Филипп хотел оградить их личную жизнь от назойливых и дотошных посторонних глаз, но досада его постепенно прошла, когда он понял, что присутствие шпиков только успокаивает жену. Пока эти люди следуют за ней в надежде на то, что Изабелла приведет их к своей дочери, было ясно, что бесконечные поиски Жан-Люка остаются безрезультатными. Значит, принцесса в безопасности.
Шесть лет назад, через две недели после того, как частный самолет, на борту которого находился Жан-Люк со своей второй женой, упал в Средиземное море, «тени» исчезли. В сообщениях об авиакатастрофе говорилось, что она не случайна, хотя личность диверсанта осталась невыясненной. Но Изабелле было не важно, кто из многочисленных врагов Жан-Люка с ним расправился. Значение имело только то, что чудовище мертво… и с его смертью исчезли и «тени».
После пятнадцати лет беспрерывной слежки зловещие ищейки наконец сгинули. Но что означало их исчезновение? Вопросом этим без устали и задавалась Изабелла. Почему Ален отозвал их? Разве могло случиться так, что сын Жан-Люка не знал об их чудовищной миссии? Или новый монарх Иль д’Аркансьеля оказался еще коварнее своего отца? Не мог ли мальчик, когда-то невольно спасший жизнь Изабеллы, вырасти в более опасного, более жестокого в своей хитрости демона? Что, если Ален Кастиль задумал усыпить внимание Изабеллы, убедить ее в том, что теперь она может без опаски встретиться со своей дочерью, и вслед за матерью выйти на след принцессы, представлявшей угрозу его престолонаследию?
Изабелла испытывала соблазн… страшный соблазн… но она не могла рисковать. Даже когда услышала о том, что новый принц возродил на Иле замечательные традиции царствования ее Александра, снова превратив остров в райское место для почитателей музыки и изобразительного искусства, Изабелла заставила себя поверить в то, что подобное поведение тоже могло оказаться ловко расставленной ловушкой. В конце концов, Ален был сыном Жан-Люка и провел свое детство во дворце, ставшем крепостью. Уроки, полученные мальчиком от отца, были уроками алчности и террора — никакой любви и радости, никакой музыки и поэзии.