Ракетный гром
Шрифт:
— Кто такой этот дядя Яков? — воскликнул Петр Михайлович так, словно все заключалось в неизвестном для него Якове.
— Баянист из «Голубого Дуная».
Гросулова опять встряхнуло.
— Ты в ресторане был?
— Был.
— И выпил?
— Немного...
— Значит, пьешь? — металлическим голосом выговорил Гросулов, все еще продолжая стоять на месте. Теперь его раздражал спокойный тон сына: «Немного...» — Какая разница, сколько выпил... Пьешь, пьешь! — Он резко повернулся к Виктору, готовый что-то сделать, еще не зная что, но решение было неумолимое — сделать сейчас, немедленно...
В спальню вошла Любовь Ивановна. Гросулов бросил в угол ремень и, обессиленный гневом, выскочил на крыльцо. Сбежав вниз, он остановился возле клумбы, безотчетно нагнулся, вдохнул свежий запах цветов. Решение немедленно поехать в часть и лично разобраться на месте в причинах, приведших Виктора к позорному проступку, как-то вдруг притупилось. Он сел на маленькую скамеечку у клумбы. Из темноты возник Малко, безупречно одетый, прямой, с широко развернутыми плечами. «Красавчик, посмотрим, каков ты изнутри, может быть, порядочный «тузик»...»
Хлопнула калитка. Исчез Малко. Послышался голос Любови Ивановны:
— Петя, где ты? Успокойся. Витя ушел, он поспеет в часть.
Потом тишина. Слышно было, как Любаша спускается но ступенькам, медленно, тяжело...
В ночной сонной тишине гулко прогрохотала электричка. «Голубой Дунай» пустел. Малко видел, как выходили из ресторана любители посидеть «под завязку», одни молча, другие брали высокие ноты и тут же обрывали песню, словно задыхаясь от недостатка воздуха. Прошел хромой баянист. Он удалялся медленно, словно знал, что за ним наблюдает старший лейтенант, но ему дела нет до его тревог, переживаний. Малко взорвало: не было бы этого бродяги — с Виктором ничего бы не случилось. Малко догнал Якова, тронул за плечо:
— Послушайте, моего солдата не видели?
Яков повернулся лицом к Малко, дохнул перегаром.
— Рукам волю не давай. — И, узнав старшего лейтенанта, икнул: — Встречай на вокзале, к матери он поехал. Вернется, парень смирненький...
Малко, еще больше вскипев, закричал:
— Почему не удержал? Ты был воякой, сам знаешь, что за такое солдата по головке не погладят. Я из тебя душу вытряхну! — Он придвинулся вплотную к баянисту, готовый схватить его за грудь. Яков отступил назад.
— Ты кто такой есть? — Малко подумал сейчас, что ведь он не знает баяниста. «Может быть, он вражина, шпион? — Мысль эта охладила и до крайности напугала старшего лейтенанта. — Влип, попался». Он начал вспоминать, не выболтал ли такого, за что может влететь и ему. Но кажется, он не разговаривал с ним по служебным вопросам, да и тот никогда не проявлял интереса к жизни части. Малко немного успокоился. Он заметил милиционера, стоявшего на привокзальной площади.
— Пойдемте, — взял он за руку баяниста.
Тот отдернул руку:
— Куда?
— К милиционеру.
— Пойдем, — сказал баянист и первым направился к постовому, насвистывая песню «Темная ночь». «Свистит, вроде ничего и не произошло. Знаем мы вас, умеете маскироваться, — размышлял Малко. — Вышколенный тип. Как это я раньше не подумал?» Он все больше убеждался, что баянист определенно опасный человек. Если не шпион, то, по крайней мере, какой-нибудь преступник, скрывающийся от наказания.
— Проверьте у этого гражданина документы. Рикимендую внимательно посмотреть, — сказал он милиционеру, усатому старшине с тремя орденскими планками на груди.
— Яша, что случилось? — спросил тот у баяниста, подавая ему руку. — Выпил лишнего? Вроде не заметно.
— Спросите, Кузьма Силыч, старшего лейтенанта. Привел к вам, а зачем, не знаю. — Он опять начал насвистывать мотив песенки, теперь уже незнакомой Малко.
— Документы надо проверить. Все понятно? — тоном приказа повторил Малко.
— У Якова Андреевича? — погладил усы милиционер. — Это мой старый фронтовой товарищ. Во каким пришел к нам в дивизию, махоньким. Был дважды ранен, потом в дивизионном ансамбле играл на баяне. Кавалер многих орденов. Яша наш в порядке, товарищ старший лейтенант. Раньше зашибал. Теперь на штатной должности.
Малко резко повернулся, зашагал к дороге.
Кто-то перепрыгнул через кювет, оказался рядом.
— Виктор! — Малко приблизился к солдату, потребовал: — Доложите, почему самовольничали?!
Виктор поднял голову. Что же он может сказать командиру в оправдание? Решительно ничего! Еще там, в электричке, возвращаясь в часть, он понял всю тяжесть своего проступка. Конечно, мать попытается уговорить отца, чтобы он не ездил в часть, не поднимал там шума. В конце концов, отец может уступить матери — не такой уж «зверь», каким кажется некоторым. Но строгость отца меньше пугала, страшно было подумать о том, что завтра, именно завтра на глазах у товарищей его поведут без ремня на гауптвахту... «Видали, как наш тихоня, музыкальный человек, выбросил номерок». Ему захотелось отодвинуть день наказания, чтобы это произошло не сразу, не завтра.
— Дядя Яков тут ни при чем... Зачем вы его за грудки?.. Меня, дурака, берите...
— Как это ни при чем! — воскликнул Малко. — В нем все зло... Идите!..
Шли долго молча. Виктор впереди, Малко за ним, шагах в пяти. «Ну вот, товарищ член партийного бюро, и в твоем хозяйстве образовалась дыра. Позор! — чуть не кричал Малко. Он делал все, чтобы быть на хорошем счету, чтобы не только догнать взвод лейтенанта Узлова, но и опередить, а потом уехать в академию. — Что теперь будет, спрашиваю вас, товарищ Мишель? Сын командующего! Как же, авось замолвит словечко хорошее. Надо освобождаться. Не годится он в союзники. Не тот попался».
— Когда на гауптвахту посадят? — Виктор замедлил шаг.
Малко дал ему сигарету.
— Боишься?
— Может, не сразу, обвыкну немного, тогда и наказывайте...
— Сын командующего попадет на гауптвахту! Позорище на весь округ! Теперь генералу хоть не показывайся здесь: требует от других, а своего сына не может воспитать. Вот что ты натворил!.. Рикимендую понять все это. — Он размышлял, как выкрутиться самому из этого положения. Попадет не только солдату, но и ему отведут соответствующее место в приказе. Конечно, он может сказать дежурному по части, что Виктора Гросулова он задержал у себя на квартире, занимались, увлеклись, просрочили время отбоя. — Ты не просто солдат — сын командующего! — Малко уже не мог отделаться от случайно пришедшей мысли о том, что он действительно может смягчить проступок солдата. И ему, конечно, поверят, и все это дело может кончиться лишь замечанием ему, Малко, от командира части, но будет спасена репутация взвода. — Да, да, сын командующего! — повторил он. — Я не хочу, чтобы сын командующего подрывал авторитет отца.