Рамсес II Великий. Судьба фараона
Шрифт:
Прошло несколько недель, но близкие видели, что Рамсес не полностью удовлетворен этим повествованием. Это было понятно по вопросам, которые он по многу раз задавал своим приближенным, но прежде всего матери, которая мудро решила, что похвалы слишком много не бывает. Тиа и Именемипет твердили, что текст достаточно хорош.
— Но ведь это всего лишь описание сражения! — сказал фараон озадаченному Тиа.
— А ты хочешь видеть нечто иное, мой божественный повелитель?
— Хочу видеть божественную историю. Историю о вмешательстве бога в земные дела.
Рамсес, явно озабоченный, прошелся по залу Совета.
—
Тиа воздержался от замечания, что так, собственно, и случилось, поскольку целью кампании было возвращение короне Кадеша, а в итоге Муваталли не только оставил крепость за собой, но и укрепил свое влияние в сопредельных странах, о чем свидетельствовали донесения номархов азиатских провинций. Выскажи он подобное в лицо Рамсесу, на него обрушилась бы царская немилость, и при этом все равно ничего бы не изменилось. Его зять увлеченно предавался самолюбованию. В народе о тех, кто несет вздор, говорили так: «Ка-унем-кат»,что значило: «Его канажевалась ката».
Рамсес внезапно замер. В глазах его появился лихорадочный блеск.
— Я хочу, чтобы ты нашел мне талантливого писца, который расскажет эту историю как подобает, — заявил он. — Не какого-нибудь писаку, который не знает ничего, кроме избитых формулировок, а человека одаренного, красноречивого, способного убедительно изложить свою мысль.
Тиа кивнул: нужен писец, который сумеет превознести до небес сверхчеловеческие таланты и подвиги Рамсеса.
— Толстяк для этой цели не подойдет, — заключил государь с легкой улыбкой. — Пламя полных людей горит медленно. Они подобны лампам, берегущим свое масло.
Тиа улыбнулся.
— Тот, о ком я думаю, не толстый.
И он попросил позволения удалиться.
Оставшись в одиночестве, Рамсес, поглаживая подбородок, устремил мечтательный взор вдаль.
Бесспорно, лучше приручить льва, а не убивать его. Но нужно показать этому льву, кто хозяин.
Взаимное удивление было велико.
С радостными лицами они хлопнули друг друга по плечу и заказали выпивку.
— Именем Ваала! Какими судьбами?
— Раньше ты меня здесь не видел?
— Нет, да и ты меня тоже.
— Тогда все понятно: как я мог тебя видеть, когда меня тут не было?
«Дворец Ихи» был полон посетителей. Помимо постоянных клиентов — столичных чиновников, пришедших выпить, офицеров и юношей из хороших семей, решивших хотя бы один вечер отдохнуть от нравоучительных банальностей семейного круга, — сегодня здесь собралось множество провинциальных купцов, приплывших на лодках, чтобы сбыть собранный урожай, и громко восхищавшихся роскошью заведения. Именем Ваала! Глазурованные чаши! Хозяйка трактира Иануфар обогатилась благодаря тому, что в ее заведении любили проводить ночи многие столичные холостяки; она даже расширила сад и построила в зарослях жасмина две беседки, где самые уважаемые посетители могли в спокойной обстановке наслаждаться пивом, хмельным медом, пальмовым или виноградным вином, а с недавних
В одной из этих беседок друзья и устроились. Это были Тиа и Именемипет.
— Я не знал, что ты сюда захаживаешь, — сказал последний.
— С недавних пор. Я здесь мало кого знаю, но так даже лучше — не надо думать, что можно сказать и чего нельзя.
Именемипет вздохнул.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Когда связан язык, начинает болеть голова.
— Тийи не желает слышать ни слова критики в адрес своего царственного брата. Хотя многое из невысказанного пошло бы ему на пользу.
— Согласен. Сейчас у него в почете те советники, которые оставляют свои советы при себе. Я не удивлюсь, если на мою должность скоро назначат попугая.
— Думаю, неудача при Кадеше ожесточила его.
— Бесспорно. Я бы даже сказал, для него же лучше, что все сложилось именно так.
— Почему?
— Послушай, я люблю его, как родного брата, и готов отдать за него жизнь. Но если бы он отвоевал у Муваталли крепость, его гордыня стала бы беспредельной.
— Грустно говорить об этом, но он действительно сильно изменился.
— Отныне он — всемогущий хозяин Та-Мери.
— И это — большое несчастье, — сказал Тиа.
Лицо Именемипета помрачнело.
— Большое несчастье? — переспросил он.
— Знаю, это может показаться странным, и все-таки я всегда считал, что успех истощает победителя. Пока человек противостоит остальным, он обогащается даже при столкновении с недругами. Когда же все препятствия исчезают, он перестает понимать самого себя. Много ли стоит человек, когда он один? Он быстро съедает свою лепешку и начинает грызть свои же ногти.
Это рассуждение о сути успеха развеселило Именемипета. Он искренне улыбнулся.
— Что ж, Муваталли стал достопамятной препоной, — заметил он.
— Но фараон с этим не согласен. Все усилия отныне он направляет на то, чтобы превратить неудачу в победу. Он отрицает реальность. Когда он с недоумением смотрит на своих детей, я временами спрашиваю себя, а часто ли он вообще с ними видится…
— Надо сказать, что детей становится все больше. Я уже не помню всех их имен, за исключением первых троих или четверых мальчиков: Именхерхепешеф, Парехерунемеф, Рамсес, Хаемуасет… Погоди, еще есть Монтухерхепешеф, Небенхару, Мериамон, Сетемуйя… И девочки! И это не считая детей второстепенных жен. Единственное, в чем я не сомневаюсь, так это в том, что он хорошо осведомлен о положении дел в царстве. У него всюду соглядатаи, и армией он правит железной рукой. Он уволил всех командиров, кто служил при фараоне Сети, и заменил их преданными людьми. Ему незачем слушать наши советы.
— Плохо то, что время не щадит никого, — сказал Тиа с ироничной улыбкой.
Именемипет, услышав эти слова, улыбнулся в ответ, потом позвал слугу и приказал снова наполнить чаши.
Луна осыпала гладь Великой Реки белыми лепестками света. Завсегдатаи «Дворца Ихи» наслаждались игристым вином. По саду прогуливались красивые девушки. Жизнь была прекрасна. Наперекор людям. Наперекор их повелителю, Рамсесу Усермаатре Сетепенре.
Глава 26
Неожиданный конец карьеры