Ранчо “Кобыла потерялась”
Шрифт:
Секретарь Джексона продолжал крутить телефонный диск, одновременно вызывая и Лос-Анджелес, и Чикаго. Линии, как всегда по утрам в понедельник, были перегружены.
— Это его сын… — прозвучало подле Джона.
Кэли Джон нашел в толпе банковского служащего, который был горд, что сумел выполнить свою миссию в такой трудный момент.
— Он меня едва слушал. Не спросил даже, почему я задаю ему такие вопросы. Он был настолько занят, что едва на меня взглянул и сказал не думая:
— Это мой отец… Если он вам нужен, найдете его в Бисбее. У него там табачная лавка на Главной улице…
Кэли Джон захотел угостить молодого человека виски, но тот скромно отказался.
— Всегда к вашим услугам, господин Эванс. Я в банке каждый день, кроме понедельника. Найдете меня во втором окошке слева…
Новость уже вышла на улицы. Все теперь знали, что Спенсер вылетел в Лос-Анджелес, куда он уже к этому времени должен был прилететь.
Встретится ли он со своим секретарем в Чикаго? Отправится в Нью-Йорк? Или в Вашингтон?
Уезжал ли он добровольно? Конечно, от Чикаго рукой подать до Канады, но если Спенсер хотел исчезнуть из этих мест, то ему было бы проще меньше часа на машине — отправиться в Мексику, где у него были вложены большие деньги.
Многие посмотрели на часы, ибо все они подумали об одном и том же расследование в сенатской комиссии по делу Дж. Б. Акетта, авиационного конструктора, будет продолжено.
Было ли предъявлено обвинение Энди Спенсеру? Или его вызвали? Или же он сам отправился туда, чтобы предстать перед комиссией?
Кто-то начал крутить радио, но до начала работы комиссии еще было несколько минут, и музыка, которая неслась из радиоприемника, казалась неуместной.
Кэли Джон не двигался с места: он колебался, о чем-то думал, смотрел на дверь, за которой светило солнце, и вдруг встал и вышел из бара; Майлз Дженкинс по-прежнему подпирал стену.
— Знаешь дорогу на Бисбей?
— Мы по ней уже ехали, когда отправились в Санбурн.
— Бензин у тебя есть?
— По дороге куплю.
Может быть, Кэли Джон просто не мог переносить это напряжение, царившее в Тусоне. Или же драматизм ситуации для него был не там, где его видели остальные. Большинство боялись за свои деньги и положение. Те же, кто не участвовал в делах Энди Спенсера, следили за событиями, как будто смотрели бой быков, из спортивного интереса, чтобы выяснить, как будет защищаться человек, выдержит ли он до конца или сдастся.
Пустыня и голубой горный цирк, дорога с белой полосой по одной стороне, по которой они ехали, действовала успокаивающе. Мимо них проносились большие и маленькие грузовики, перед ними была линия горизонта, к которой они стремились, и никаких телефонных звонко», аэродромов, пожиманий плечами брокера, который наверняка уже занял свое место у телефонного аппарата.
Лос-Анджелес? Чикаго? Нью-Йорк или Канада? Все это не имело значения.
Кстати, выключила ли телефон у себя дома Пегги Клам и погрузился ли ее дом наконец в тишину? Если нет, то ее наверняка одолели подруги — а имя им легион — все они были дамами из того самого общества, где мужья вели дела с Энди Спенсером или без него.
Снова проехали Санбурн, и этим утром Кэли Джон смотрел на городской скелет равнодушно. Без малейшего желания выходить из машины и идти здороваться он увидел доктора Швоба, который заканчивал сушку самого себя на веранде.
Немного отъехав от города, Майлз Дженкинс пришел в замешательство, какую выбрать дорогу, наконец он свернул направо, и они начали подъем в гору, перевалили горы: то тут, то там на foot-hills тонули в зелени ранчо.
Наконец совсем внизу появился город, который горы так зажали с двух сторон, что в нем оставалось место всего для одной, петлявшей, как ручей, улицы: дома вокруг нее приткнулись на склоне, и к ним вели лестницы, вырубленные в скале.
Жизнь тем не менее шла, бурная и явная, — она напоминала жизнь Санбурна во времена его расцвета. Повсюду, вокруг низины, где в одну линию, как в любом городе Соединенных Штатов, вытянулись магазины, почва была изрыта машинами, земля была медно-красного цвета, как бы с вкраплениями лавы, из нее добывали руду, и вагонетки, иногда даже по навесной дороге, развозили ее во все стороны.
— Остановись где сможешь…
На этой единственной улице было нелегко припарковаться, и Майлзу Дженкинсу потребовалось на это некоторое время.
Кэли Джон решил идти пешком, потому что, когда они проезжали по улице на машине, он обнаружил одну лавочку с двумя витринами, внутри нее было темно, а на пороге восседал индеец, куривший трубку.
Стекла были пыльными, и пыль была красной, слой ее лежал повсюду.
Дверь в лавку была приоткрыта, а через нее тянуло едва уловимым запахом сигар и табака. Здесь также продавали почтовые открытки, сувениры, дешевую кожу.
Кэли Джону показалось, что за ним следили из глубины лавки, и он предпочел сразу же войти внутрь. За прилавком стоял человек, лицо которого было почти скрыто сивой и очень густой бородой. Те, кого Кэли Джон встретил на улице, тоже носили бороды, и он вспомнил, что через месяц праздники, к которым все мужское население города должно было отрастить бороды, как во времена пионеров Дикого Запада.
Они не сразу узнали друг друга. Мужчина за прилавком выжидал, понимая, что его посетитель пришел не затем, чтобы купить у него сигары.
Он ждал, чувствуя себя не в своей тарелке, потом прокашлялся и водрузил на нос пенсне, которое вытащил из кармана.
— Алой»?
— Да, это я… А вы, вы не… Черт возьми? Да это мистер Эване!
Он снова закашлялся. У него всю жизнь что-то болело. Может быть, что-то с легкими?
— И давно… вы здесь? — спросил Джон.
Некогда он разговаривал с ним более фамильярно, но эта непринужденность разговора возвращалась не сразу.
— Дет десять… Хвастаться нечем, маленькое торговое дело, благодаря которому я могу держаться на плаву.
— А раньше?
Риалес неопределенно махнул рукой, что должно было означать, что Соединенные Штаты велики.
— Проехал с Севера на Юг, мистер Эваве… Даже был женат.
— Я знаю, у вас сын в Тусоне.
— Вы с ним говорили?
Кэли Джон не сказал ни да, ни нет, и собеседник его продолжил:
— У меня еще дочь замужем за врачом во Флориде.
Он меня сюда и определил. Уже десять лет прошло, никому мои старые кости и даром не нужны…