Ранчо “Кобыла потерялась”
Шрифт:
— Я никогда такого не говорил.
— Ты и другого тоже не говорил. А сейчас я тебе покажу кое-что, что докажет тебе, что Энди никогда не переставал нами интересоваться…
Она решительно встала, прошла к себе в комнату, ему было видно, как она там встала на стул, чтобы взять какой-то предмет, спрятанный за старым шкафом.
Это была совершенно обыкновенная шкатулка для драгоценностей с потертыми углами. Она выбрала малюсенький ключ на цепочке, которая всегда висела у нее на груди под платьем.
Брат, нахмурившись, следил за ее движениями.
— Что это?
— Увидишь…
Это были драгоценности — такие драгоценности могли быть в любой старой семье — некоторые, например, были у их матери. Этих только было значительно больше. Шкатулка была почти полна. Часы в корпусе из синей эмали, медальон, броши, кулоны.
Ни одна из этих вещей не стоила очень дорого, но каждая была ценна сама по себе, по изяществу и скромности.
— Их тридцать семь, — просто сказала Матильда.
Он подумал, что понял, взглянув на нее с таким изумлением, что на этот раз она не смогла не рассмеяться.
— Кричи, ругайся, сжимай зубы, дорогой мой Джон, но их ровно тридцать семь, и в следующем месяце я жду тридцать восьмую.
Потому что в ноябре был ее день рождения.
— Каждый год Энди отправлял мне маленькую коробочку и каждый год, с тех пор как покинул ранчо, он сопровождает ее одними и теми же словами:
«С дружескими чувствами».
— Ты из-за этого его защищаешь?
— Я никогда его не защищала, как никогда на него и не нападала. Я уважала твое мнение… И потом, хочешь, я скажу тебе все, что думаю?
Наступил момент, когда ты был бы несчастен, окажись, что ненавидеть его больше не за что.
— Неправда.
Он побагровел. Он чуть не ударил кулаком по столу.
— Когда я думаю, что ты получала подарки от этого… этого…
— Сядь, Джон… Я знаю не больше тебя. Я ничего не утверждаю. Я старая женщина, и я почти ни с кем не вижусь. Однако что-то мне говорит, что человек, который в течение тридцати семи лет не прекращает посылать своей старой подруге маленькие подарки, не тот человек, не может быть таким человеком, кто заплатил метису за то, чтобы тот убил ее брата.
— Письмо…
— Я только что ошиблась, говоря, что ничего не знаю. Есть одна деталь, которую, я думаю, знаю и которую ты, наверное, не знаешь. Это имя адресата письма. Ведь существует тот, кто его получил. Малыш Гарри писал письмо не как упражнение в стиле. Этот кто-то знал про засаду и ничего не сделал, чтобы предупредить…
— Кто это?
— Роналд Фелпс.
Бог мой! Как это было просто! Три дня назад Кэли Джон узнал, что Малыш Гарри не был настоящим владельцем «Санбурн-паласа» и других салунов. Он тщетно искал имя этого человека. Он спрашивал себя, как документ попал в руки англичанина.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что Энди знал это. Ему случалось подписывать чеки, чтобы заплатить игорные долги. Его чуть не начали преследовать, и он дошел до конца цепочки, он вышел на Фелпса за Малышом Гарри. Именно Фелпс привез того сюда, и не из Сан-Франциско; а из Нью-Йорка. Деньги, которые он зарабатывал, работая на геологические компании, Роналд Фелпс вкладывал в игорные дома; Таким образом он должен был сколотить приличное состояние… Деньги эти он даже не клал в банк, а хранил дома. Это был одинокий скупец, понимаешь.
Программки, фотографии, старые бумаги, напоминавшие о героической эпохе Санбурна, — все это теперь объяснялось.
— А другой? Это Г., или Э., или Р…
— Не знаю я, Джои…
— Вообще-то это ничего не меняет.
К нему вернулась его кротость. Время от времени он поглядывал на сестру, и в глазах у него было смирение вперемежку с невольным восхищением.
Потом он встряхнулся, недовольный, что позволил себе такое.
— Кто-то заплатил Ромеро…
— Возможно…
— Точно? И кто-то приехал ко мне выкрасть документы и увез с собой баул, опасаясь, не было бы там еще чего-нибудь компрометирующего. Этот кто-то силой или со взаимного согласия похитил китайца. Уверяю тебя, Матильда, что бы ты ни говорила…
Она подняла глаза, и он не закончил фразы.
— Во всяком случае, — пробурчал он, — драгоценности еще не доказательство, и… и…
— Пора чай пить. Садись. Жаркое будешь?
С неба по-прежнему лило: в городе люди шлепали по грязи, ожидая своей очереди у дверей кино. Другие же в огромных домах снобской дыры бесшумно вышагивали туда и сюда по своим толстым коврам, беспокоясь о завтрашнем дне.
— Малыш Гарри написал англичанину, чтобы ввести его в курс дела. А это значит, что Роналд Феяпе не знал. Таким образом, он — не сообщник.
Он просто никак не отреагировал. То есть…
— Успокойся, Джон. Послушай, выпей сначала чаю.
Чай был теплый и сладкий, гренки имели вкус воскресенья в кругу семьи. Кэли Джон снова набил трубку и уселся в кресло. Какое-то время он прислушивался к пощелкиванию спиц, потом задремал и вскоре уже спал глубоким сном, радея и проснулся в совершенном удивлении только тогда, когда стемнело.
Он ничего не видел вокруг себя. Позвал:
— Матильда!
Она не стала зажигать свет, боясь разбудить его, и сидела в темном углу. Щелкнул диск телефонного аппарата.
Он спросил:
— Кто звонил?
Она с удивлением взглянула на него.
— Кто-то звонил ведь? Или это ты просила коммутатор?
— Не кажется ли тебе, что ты бредишь? — улыбнувшись, спросила она, надевая фартук, чтобы готовить обед.
Возможно. Тем не менее у него сохранилось чувство, что звонил телефон, во всяком случае, трубка снималась и приглушенно звучал голос сестры.
— Что будешь есть?
Она пошла будить Пиа, которая спала свернувшись калачиком, зажав в руке одну ногу, натертую выходными туфлями.