Ранчо смерти [= Двойник мертвеца]
Шрифт:
Так я встретился с Жюлем.
Глаза у меня совсем заплыли, но видеть я все же еще мог. На Гарбене был отличного покроя черный костюм, сшитая на заказ белая рубашка с высоким воротничком, шелковый галстук, серебряные запонки, черные, тщательно начищенные штиблеты. Его парни держали меня, а он взялся за дело. На меня обрушился град сильных, точно рассчитанных ударов — в голову, в грудь, в живот. Казалось, он не испытывает никаких эмоций, просто выполняет необходимую работу.
Бил он меня до тех пор, пока я не свалился, думаю, бил и потом, все тело у меня оказалось в синяках и кровоподтеках. В больнице у меня обнаружили перелом трех ребер, да и почкам порядком досталось. Пришлось провести там две недели. Выйдя оттуда, я вновь занялся
Убедившись в том, что предупреждение не возымело эффекта, они предприняли попытку убить меня. Точнее, две попытки. В меня стреляли ночью. Я так точно и не узнал, кто стрелял, но думаю, это был Тей Грин. Если это так, то я был, возможно, единственным человеком, по которому Грин промахивался дважды.
Я занимался этим делом уже четыре месяца, и у меня накопилось достаточно материала на Гарбена, когда внезапно был убит Слоун. Я докладывал ему о результатах моих расследований каждый вечер. В тот вечер Гарбен с одним из своих людей неожиданно появился у дома Слоуна в западном районе Лос-Анджелеса. Слоун увидел, как они выходят из автомобиля, и прежде чем впустить, позвонил мне. Во время последовавшей бурной сцены, я в это время уже спешил на помощь своему клиенту, Гарбен выхватил пистолет и дважды выстрелил в Слоуна. Подъезжая к дому, я увидел, как двое выбежали из дома, быстро сели в машину и уехали. Слоун был еще жив и успел назвать мне имя убийцы. Я сообщил об этом властям. Гарбен и его подручный были арестованы, и последний был приговорен к пожизненному заключению в Фолсоме.
Гарбен заработал газовую камеру, но, к сожалению, так и не попал в нее.
Задолго до того, как Гарбена приговорили к смертной казни, задолго даже до того, как его засадили в каталажку, мне удалось встретиться или, по крайней мере, узнать почти всех членов его банды и людей, с ней связанных, включая Хэла Кэлвина и Летти — Летицию Гарбен, жену Жюля. Жизненные пути всей этой троицы переплелись весьма причудливым образом. Кое о чем мне рассказали, кое о чем я сам догадался, но неоспоримо было одно: Летти вышла замуж за Гарбена исключительно из-за его денег. Считая наличный капитал, деньги в банках, недвижимость, акции и ценные бумаги, он стоил три-четыре миллиона долларов. В ловкости и коварстве Летти не уступала своему супругу. Во время брачной ночи и последующих ночей, молодая образцово выполняла свои супружеские обязанности, но по прошествии некоторого времени Жюль, к своему великому изумлению и ужасу, убедился, что больше она этого делать не намерена. Вы понимаете, что все это я изложил далеко не так, как это сделал бы сам Гарбен, который в выражениях отнюдь не стеснялся.
Жюль, как бы это опять поделикатнее выразиться, был человеком с несколько неумеренным сексуальным аппетитом и потому это решение супруги заставило его искать утешения у голливудских манекенщиц, актрис, официанток и даже школьниц. Расторгнуть брак он не мог. В случае развода Летти потребовала бы раздела имущества и по суду получила бы изрядную часть состояния Жюля. На это Жюль пойти не мог. Он так и сказал: «Да я скорее подохну».
За время своей работы над делом я узнал, что красавчик Хэл довольно часто, но не всегда, сопровождает Гарбена. Не всегда, потому что проводит все больше и больше времени с Летти, а когда Жюля арестовали, эта парочка вообще стала неразлучной. Чем они занимались вдвоем, я точно не знал, но догадывался. Последующие события подтвердили мою догадку, ибо два месяца спустя после того, как Жюля опустили в могилу, Летти стала миссис Хэл Кэлвин.
Со стороны было весьма похоже, что Хэл очень хотел избавиться от Жюля, чтобы заполучить Летти. Но только никто Жюля не убивал. Он сам покончил с собой. Ту ночь я никогда не забуду.
Услышав приговор, вынесенный судом Лос-Анджелеса высшей инстанции, Гарбен поклялся, что не умрет в газовой камере. Что угодно сделает, но в камеру его не отправят. Похоже было, он сам в это верил. Думаю, действительно верил, потому что ему это в самом деле удалось.
Еще до вынесения приговора надзиратель нашел его в камере с перерезанными венами на запястье. Кровь лила ручьем, но у Гарбена оставалось еще достаточно сил, чтобы как следует обложить надзирателя.
Накануне своего перевода из тюрьмы в Сан-Квентин Жюль огорошил всех заявлением о том, что в его распоряжении есть документы, которых достаточно, чтобы губернатор штата, мэр Лос-Анджелеса, высокопоставленные судейские и полицейские чиновники города полетели со своих постов вверх тормашками. Никто ему по-настоящему не поверил, но какой-то репортер городской газеты тиснул об этом заметку, и кое-какой шум все-таки поднялся.
В свою последнюю ночь в тюрьме Жюль потребовал свидания с капитаном Филом Сэмсоном из Центрального полицейского управления и заявил, что готов отдать все бумаги, фотографии, магнитофонные ленты, словом, все компрометирующие материалы, которыми он, по его утверждению, располагал. Но передаст он их лишь мне, Шеллу Скотту, и никому другому. Сэм согласовал это со своим начальством, и я вошел в группу полицейских, сопровождавших Гарбена, но не только потому, что на этом настаивал Жюль, а потому, что Сэм — мой большой приятель, да и арестовали Жюля с моей подачи. Мы понятия не имели, что было на уме у Гарбена. Полагали, что весьма возможно, он просто волынку тянет, сочиняя небылицы, или совсем сбрендив, решил, что ему удастся сбежать от нас, а может он решил свести со мной счеты. Но чем черт не шутит, вдруг он говорил правду? Конечно, все было не так. Но тогда мы этого не знали.
Во всем этом деле были две странные детали: во-первых, он не хотел сказать нам, где были спрятаны эти материалы, а должен был сам привести нас на место; во-вторых, он потребовал, чтобы ему разрешили надеть его щегольской черный костюм, рубашку со стоячим воротником и все прочие причиндалы. В последний раз, как он выразился. Это была та цена, которую он требовал за сдачу своих материалов. Тогда мы не могли понять, зачем ему это нужно. Потом, разумеется, нам все стало ясно.
Сэм, я и шесть хорошо вооруженных полицейских вывели Гарбена из тюрьмы. Мы не знали, куда лежит наш путь, но жил он в фешенебельном отеле «Голливудская корона» на Голливудском бульваре, в роскошном номере на верхнем шестнадцатом этаже. Именно туда мы и направились.
Когда мы подошли к самым дверям этих апартаментов, Сэм ухватил Гарбена за плечо и прорычал:
— Гарбен, если все это туфта…
— Никакая это не туфта, ищейка. — Серые глаза Гарбена были холодны, как лед, выражение лица таким же гнусным, как всегда. — Все, что вам нужно, находится здесь.
Сэм посмотрел на него своим немигающим взглядом.
— На всякий случай хочу сообщить тебе, что мы здесь произвели тщательный обыск.
— Ну, еще бы. А искали вы в спальне под ковром? А в самом ковре?
По выражению лица Сэма я понял, что счет стал 1:0 в пользу Жюля, а может быть, и 2:0. Роль свою Жюль, надо сказать, играл отменно.
Рассмеявшись, Гарбен вырвал свою руку у Сэма и через гостиную направился в спальню. Все мы гурьбой устремились за ним. Жюль в сопровождении двух полицейских подошел к окну, из которого открывался великолепный вид на залитый огнями ночной Голливуд. Жюль нагнулся, вытащил край ковра из-за плинтуса и стал пятиться назад, волоча тяжелый ковер за собой.
— А ну-ка, сойдите с ковра, фраера поганые, — как всегда, любезно произнес он.
Вся эта процедура нас очень заинтересовала. Мы уже понемногу стали верить, что он говорит правду. Мы смотрели на него, не двигаясь. Он бросил ковер посередине комнаты и нагнулся, будто отыскивая что-то на полу. Внезапно он ринулся к ближайшему окну. Все мы были захвачены врасплох. Гарбен вскочил на подоконник, разбил стекло и ринулся вниз. Остановить его было невозможно; он перехитрил нас, перехитрил газовую камеру, но, быть может, в последнюю долю секунды пожалел об этом. Потому что он закричал.