Рандеву с «Варягом»

Михайловский Александр Борисович

Тут и сочинения доморощенных акул пера, за плату малую готовых доказывать вам что угодно, что черное — это белое, что горячее — это холодное, и что победа — это на самом деле поражение.

От таких извращенных мыслей наших писак у меня совершенно пропал аппетит. Удивительно, но иностранные газеты были к нашему флоту куда добрее, разве что кроме британских. Когда я читал в «Русском Слове» перепечатку статьи из лондонской «Таймс», мне казалось, что до меня долетают брызги слюны истеричного идиота. И, что самое удивительное, так называемая левая пресса по всей Европе придерживается британской точки зрения. Правые же где как. В Вене и Париже —

нейтральны, в Берлине всецело стоят на стороне России. Маленькая заметочка — в Берлине некий писака, выдавший против России откровенно мерзкий пасквиль, посажен кайзером Вильгельмом в тюрьму Моабит. Без объяснения причин-с!

Отложив в сторону пухлую кипу газет, я принялся за стоящий передо мной крепкий черный кофе с булочкой. Пригороды кончились, и теперь в сером свете утра мимо окон вагона-ресторана бежали заснеженные ели и сосны. За соседним столиком Мишкин, за сутки кое-как пришедший в более-менее приличное состояние, с аппетитом уплетал свой завтрак. Ему и дела не было до наших и британских писак, настроения кайзера Вильгельма и наших отношений с Францией. Счастливый человек. Когда я отложил газеты, он только бросил взгляд на эту пухлую пачку и спросил с опаской:

— Сандро, ну и что там пишут?

— В основном нагло и мерзко врут, — коротко ответил я, не погрешив, между прочим, против истины. Особенно мерзкой была статья записного гуру наших атеистов и либералов, небезызвестного графа Льва Толстого. Этот старый безумец желал России поражения, а всем, кто сражается ради победы, от адмиралов и генералов до самых последних нижних чинов, ужасной и неотвратимой гибели. Этот выживший из ума графоман писал: «Теперь мы оказались как никогда далеко от торжества истинной свободы и справедливости, которая могла бы наступить в случае поражения кровавого царского режима», — что называется, «конец цитаты». Пока одни ликовали по поводу нашей победы, другие изливали на победителей весь свой яд. Как это мерзко!

Ольга и ее компаньонка — дочь чиновника, умершего в нужде и бедности, — Ирина Родионова, завтракали за отдельным столиком. В противовес общепринятому мнению, что дуэнья при молодой женщине должна быть пожилой сварливой вдовой, наша Ольга взяла себе в напарницы сироту, принятую в Смольный институт исключительно за беспорочную службу ее отца и по ходатайству вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Теперь же Ирина выполняла при Ольге примерно те же обязанности, что и Карл Иванович при мне. Очень скромная, умная и воспитанная девушка, но бесприданница, а значит, брачных перспектив в обозримом будущем не имеет.

Наши светские повесы будут, скорее, охотиться за страшными, как ночной кошмар, дочками генералов и миллионщиков, которые смогут обеспечить им быструю карьеру или приличное состояние, не понимая при этом, что попадают к будущему тестю почти что в рабство, становясь от него во всем зависимыми. При этом умницы и красавицы, но не имеющие большого приданого или влиятельных родственников, подобные Ирине, рискуют на всю жизнь остаться старыми девами. Беда, и причем не только нашего времени. Я начал фантазировать о том, как можно устроить жизнь бедной девушки…

Если те люди, к которым мы едем, действительно из будущего, то они наверняка должны знать, кто из юных холостых мичманов на Тихоокеанской эскадре в будущем станет знаменитым адмиралом, и женить на нем Ирину. Девушка она привлекательная, а уж на небольшое приданое и обзаведение молодым мы с Ольгой скинемся. Потом будет меня всю жизнь благодарить…

С другой стороны, тот офицер, что выжил в той истории, может случайно погибнуть при менее трагических обстоятельствах. Ведь, кроме неумолимой статистики потерь, людям является и слепой случай, в виде шальной пули в голову при уже выигранном бое. Так, в дни моего детства пал на поле брани внук Николая I, мой кузен Сергей Лейхтенбергский, красавец, рубака, храбрец. Пал холостым, не оставив потомства. Видимо, в свои двадцать восемь лет не нашел той дамы, которой мог бы отдать свое сердце. Или нашел, но она уже принадлежала другому…

Может, и в самом деле лучше так, чем погибнуть от вина или от старости. Не знаю. Но Ирину замуж нужно выдавать обязательно, ибо сказал Господь: «Вступайте в брак, плодитесь и размножайтесь…»

Отец Иоанн, который весь вчерашний день и всю ночь провел в своем купе в размышлениях и молитвах, сегодня вышел к завтраку вместе со всеми. Благословив нас, он сел за стол и спросил вместо кофе крепкого горячего чаю с сахаром вприкуску. Вкусы простые, а человек ой какой непростой! Хотя не стоит показывать ему статью графа Толстого, уже который год отец Иоанн молится, чтобы Господь взял от нас этого богохульника и придал его своему высшему суду. Но Господь со своим правосудием не спешит, а граф Толстой торопится нагадить всем честным людям, где может и как может.

Вот и сейчас отец Иоанн допил свой чай, встал из-за стола и направился в сторону нашего стола. По дороге он вдруг остановился у дамского столика и что-то шепнул на ушко Ирине, отчего она вдруг зарделась и потупила взор. Подойдя к нашему столику, он подождал, пока Карл Иванович освободит ему место, и сел напротив меня.

— Ну что, сын мой Александр, что пишут в газетах? Есть ли у вас что новое, что и мне стоило бы знать?

— Газеты в основном лгут, отче Иоанн, — меланхолически ответил я, отставляя в сторону пустую чашку, тотчас же, как по мановению волшебной палочки, подхваченную ловкими руками вышколенного официанта. На его вопрос: «Еще?» — я сделал отрицательный жест, и официант растворился в пространстве, как будто его и не было.

— Особенно злобствует левая и либеральная пресса, причем что у нас, что в Европе. В Британии очередная морская паника, пишут, что Россия коварно испытала на японцах новое мощное оружие и теперь под угрозой весь британский флот. Германские правые газеты на все лады повторяют слова кайзера Вильгельма о торжестве белой расы над узкоглазыми азиатскими недочеловеками. Если учесть, что японцы считают недочеловеками европейцев, то получается весьма интересно.

— Сын мой, — мягко заметил отец Иоанн, — Господь сказал, что нет ни эллина, ни иудея и что все мы дети Его, и всем он дарит свою любовь… Исходя из этого могу предположить, что Он будет крайне недоволен такими идеями и теми, кто их исповедует. Держись от них подальше, раб Божий Александр, ибо было мне видение, что кончат они крайне плохо.

Я кивнул и позволил себе полюбопытствовать:

— Отче Иоанн, а что такого вы сказали Ирине?

— Ты любопытен не в меру, сын мой, — отец Иоанн улыбнулся в бороду, — но так уж и быть, скажу… Я вдруг понял, что эта скромная и честная девушка полюбит хорошего человека, выйдет за него замуж и родит сына, и все это еще до следующего Рождества. А потом будет жить со своим суженым долго и счастливо… — он вздохнул. — Вообще-то на все воля Господня, но в ее случае все будет так, как я тебе сказал…