Рандеву
Шрифт:
Я вежливо улыбнулась.
— Благодарю вас.
— Стройка потихоньку продвигается? — теперь он обращался к Эрику.
— Конечно, все прекрасно. Я думаю, еще полгода, и основная работа будет закончена.
— Вы знаете, что когда-то ваш дом принадлежал очень влиятельным людям?
Мы одновременно покачали головами, как двое маленьких детей.
— Там жила семья Саго, — продолжал бургомистр. — Виноделы. Последние их сыновья перебрались в город сорок лет назад. С тех пор они приезжали сюда только чтобы отдохнуть, в отпуск, а потом и совсем забросили дом.
Мне вспомнились поля вокруг нашего дома. Там не было никаких виноградников.
— А где же виноградники? — спросила я.
Бургомистр — я забыла его имя — скривился в хмурой улыбке.
— Были заброшены. За ними никто не ухаживал. В шестидесятые годы их и вовсе выкорчевали. Очень жалко, право. Ну да, прогресс, а? Люди перебираются в города, они больше не хотят жить здесь… Дом тоже было жалко. В округе все довольны, что теперь он будет восстановлен.
Приветливо кивнув и еще раз пожав нам руки, бургомистр попрощался.
— В Голландии это немыслимо, — сказал Эрик. — Чтобы бургомистр пришел на школьное представление и говорил со всеми подряд?
— Я даже не знала, кто у нас бургомистр, — подумала я вслух.
В зале стали появляться дети. Некоторых я узнала, например двух мальчиков, которые учились в одном классе с нашей дочерью.
Наконец показались Бастиан и Изабелла. Учительница отмыла не весь грим, у Изабеллы вокруг глаз и на носу виднелись голубые ободки. Дети были в восторге.
— Мама, ты все видела?
— Да, мое сокровище. — Я погладила ее косички. — Ты была изумительна, лучше всех! Я горжусь тобой.
Я взяла Эрика за руку.
— Пойдем?
Он влил себе в горло остатки вина.
— Хорошая мысль. Черт возьми, уже половина двенадцатого. Вы-то завтра утром свободны, а у меня перед носом в восемь часов опять будут стоять парни.
На обратном пути задремавшие Изабелла и Бастиан лежали на заднем сиденье. Эрику пришлось резко затормозить перед двумя кабанами, которые, задрав хвосты, наискосок пересекали дорогу. В свете наших фар вспыхнули две пары глаз, не сказать чтобы дружелюбные.
— Как ты думаешь, — спросил вдруг Эрик, — не посадить ли нам виноград? Может быть, это понравится здешним жителям и вызовет расположение к нам.
— Зачем нам делать то, что понравится кому-то? Я ничего не понимаю в винах. И ты тоже.
— Но ведь можно научиться! Может быть, я еще этим займусь, разведу виноградники. Земля тут подходящая.
Я молчала, глядя перед собой на дорогу. Фары нашей машины освещали деревья и кусты, почтовые ящики, одиноко стоящие кое-где в начале въездных дорожек, или тропинки, теряющиеся в лесу. Фонарей нигде не было.
И конечно, мои мысли снова вернулись к Мишелю. После праздника я его не видела. Отчасти я в нем разочаровалась. Он оставил меня тогда одну. Чтобы избежать скандала, ушел, не сказав ни слова, не предупредив меня.
И все-таки я постоянно думала о нем.
— Симона! Ничего не говори!
Я подскочила на койке. Крик, вызывающий резонанс у меня в голове. Поднимаю подбородок и прислушиваюсь. Тишина.
Прежде чем я понимаю, где нахожусь, проходит какое-то время. Да, я не дома. Жесткий тюфяк, непроглядная тьма вокруг. Запах страха, отчаяния, пота и хлорки.
Ничего не говори!
Подтягиваю одеяло к животу и обхватываю себя руками. Мне это приснилось? Я спала? Все мое тело пульсирует в такт сердцебиению, пока я напряженно вслушиваюсь.
Но вокруг тишина.
Должно быть, приснилось.
— Ничего не говори!
Открываю глаза.
Этот призыв звучит приглушенно, не как крик, но он так искренен, как только может быть. Я не обманываюсь.
Мне хорошо знаком этот голос. О да, мне ли его не знать! Я улыбаюсь.
Я здесь не одна.
Шаги в коридоре, кто-то проходит мимо моей камеры. Кто-то требует тишины. Слышится звяканье ключей.
Теплые слезы просачиваются сквозь ресницы, и я даю сама себе обещание.
Я ничего не скажу. Совсем ничего.
22
— Я еду за покупками.
— Ой, мам, можно с тобой?
— Нет, мое сокровище, уже поздно. Я хочу, чтобы в девять часов вы лежали в постели.
— Какая разница, — пробурчал Эрик. — Все равно завтра суббота.
Бастиан выжидающе смотрит на меня, подняв голову. Для него каждая поездка в город была счастливой возможностью получить маленький подарок или пакетик лакомства. Я их слишком разбаловала.
— Нет, милый, мама хочет поехать одна, без деток.
Эрик поднял брови.
— Я просто не хочу… — сказала я излишне резко. — Я хочу просто… Да ничего я не хочу! Спокойно пройдусь одна по магазинам. Мне нужна новая юбка, а не только продукты.
Эрик пожал плечами.
— Мама не хочет брать вас с собой, ребятки. Значит, поедете в следующий раз.
— Я привезу шоколад, — я постаралась смягчить отказ.
— Киндер-сюрпри-из? — завел Бастиан.
— Ладно, только получишь ты его завтра. Я хочу, чтобы вы уже спали, когда я вернусь.
Последнее было скрытым указанием для Эрика. Не то чтобы это действовало, но я не оставляла попытки.
Супермаркет в городе было не сравнить с магазином Дейна в нашей деревне. Ничего похожего. Наш старый деревенский магазин выглядел лавкой на ярмарке по сравнению с этим французским «Ле Клерком» [41] . Это был настоящий парк развлечений, парни говорили о нем grande surface, что дословно означает «большая площадь», и это еще недостаточно сильно сказано. Этот супермаркет был, что называется, велик. Огромен и по размерам, и особенно с точки зрения выбора. Голова шла кругом. Целые ряды десертов, масла, мяса, рыбы, ракообразных, сыра, хлеба, шоколада, экзотических фруктов, прохладительных напитков, белья, посуды, электроники, книг. Тысячи квадратных метров; там можно затеряться, а можно было провести весь день. В мясном отделе интерес Изабеллы и Бастиана вызывали говяжьи языки, бараньи сердца и все прочие, не менее эффектные анатомические части парнокопытных животных, которые мы в Голландии знали только по картинкам. В рыбном отделе среди ломтиков семги иногда для украшения лежали акульи головы с невыразительными неподвижными глазами. Мои дети разглядывали их со всех сторон с глубоким почтением. Аквариум с живыми раками тоже вызывал у них нездоровый, на мой взгляд, интерес.
41
«Леклерк» (фр. Le Clerc) — европейская сеть супермаркетов, основанная Эдуаром Леклерком в 1949 году.