Рандеву

Верхуф Эстер

Как же я буду счастлива, когда ремонт закончится! Дети смогут спокойно играть во дворе. Осенью я была вынуждена держать их как можно дальше от дома, а теперь вот нельзя играть на улице. Я их понимала. Дисциплина в школе. Дома тоже.

— Знаете, чем мы займемся в выходные? — спросила я наигранно весело, беря Изабеллу за руку и направляя обоих детей через кучи песка к входной двери.

— Будем смотреть печки… Искать шторы… — тут же ответил Бастиан. — Поедем в дурацкие магазины.

В его голосе послышалась насмешка. Он не был рассержен,

просто устал. Две последние недели выдались тяжелыми не только для меня и для Эрика.

— Нет, мы отправимся кататься на каноэ.

— Каноэ? А что это?

— Такая маленькая лодка, какие были у индейцев. На них краснокожие сплавлялись по быстрым рекам вдоль скал.

— Здорово!

46

Мишель даже не смотрел в мою сторону.

Он не поздоровался.

Полностью меня игнорировал.

Над левой бровью виднелся опухший лиловый синяк, из-за которого глаз казался полуприкрытым. Правая рука и нос припухли. Он машинально заталкивал в себя пищу. На вопросы парней о драке и его пребывании за решеткой отвечал «да» или «нет». Мишель не стремился быть социальным. Он здесь для того, чтобы работать. И точка.

В его глазах затаилась боль. Не физическая. Мое сердце стремилось к нему, но я мобилизовала всю свою волю. Пыталась не выдать себя. Было совершенно очевидно — болезненно очевидно, — что Мишель зол на меня. Или это знала только я? Или я и Петер?

Зол, разочарован. Все из-за меня.

Почему Петер не сказал мне правду, когда грубо упомянул о том, что Мишель «не может держать штаны застегнутыми»? Ведь теперь ясно, что чувство Мишеля ко мне было серьезным. А может, дело все-таки в уязвленном отказом мужском самолюбии?

За столом у него об этом не спросишь. Поговорить наедине вряд ли удастся. Но в пятницу вечером после поездки за покупками я могла бы заехать к нему домой. Да, это возможно.

А сейчас? Мое тело жило отдельно от головы — оно стремилось к Мишелю. Оно было готово прильнуть к нему, слиться с ним. Если бы я могла залечить его раны, смягчить боль!

Возобновить связь с ним значило искушать судьбу.

Я посмотрела на Эрика, на Изабеллу и Бастиана — они, как обычно в среду днем, были дома и обедали вместе с нами. Потом перевела взгляд на Петера, который казался встревоженным и с опаской следил за Мишелем.

Единственное, что мне оставалось делать, — терпеть. Еще немного, и я больше никогда его не увижу.

— Эрик, — подал голос Петер, — какие у тебя планы на вечер?

— Ничего конкретного. А что?

— Ко мне должны заехать по делам знакомые. Нужно поговорить о тех дачных домиках. В деле вырисовывается кое-что конкретное. Я подумал, может быть, тебе это тоже интересно?

Я пристально посмотрела на Эрика. Он молчал. Пил кофе. Наконец разомкнул уста, но сказал совсем не то, что мне хотелось бы услышать.

— Хорошо. Часов в восемь? Договорились.

Кровь отхлынула

от моего лица. Я в панике воззрилась на своего мужа. Он на меня не смотрел.

— Эрик, может быть, ты останешься дома?

Мой голос не выдавал напряжения, которое я на самом деле чувствовала.

Муж бросил в мою сторону уничижительный взгляд.

— Поговорим об этом позже.

— Но…

— Позже! — это прозвучало как приказ.

Я взяла себя в руки.

Дальше разговор шел по-французски. Я поняла, что Петер объяснял парням, что скоро у них прибавится работы и, вероятно, понадобятся еще люди. Именно об этом он будет говорить со своими знакомыми сегодня. Эрик, скорее всего, тоже примет участие в деле.

Только через мой труп. На карту поставлено наше будущее.

Если Петеру удастся уговорить Эрика вложить двести тысяч в новый проект, через год мы будем жить в лесу, по соседству с Луи, в таком же караване. Мой муж не пойдет сегодня вечером на эту встречу!

Пусть только парни уйдут, я скажу ему все, что думаю по этому поводу.

Сказала. И что услышала в ответ?

— Ты слишком преувеличиваешь, Симона, — Эрик холодно глянул на меня. — Это пустой разговор.

Дети смотрели телевизор в нашей новой гостиной. Я убирала со стола.

— Я не хочу, чтобы ты шел на эту встречу, — повторила я как можно сдержаннее.

— Помнишь, перед Рождеством я говорил тебе, что мы оставим этот вопрос до тех пор, пока не закончим реконструкцию дома. Ремонт закончен. Сайт готов. Ты можешь выполнять свою часть работы, а я могу реализовывать свои планы.

— Только не с Петером!

— Начинается…

— Мы потеряем двести тысяч!

— Кто тебе сказал о двухстах тысячах?

— Об этом шла речь еще в декабре. Двести тысяч евро. Это больше, чем у нас есть.

— Я не собираюсь вкладывать двести тысяч. Я в своем уме.

— В прошлом году собирался.

Он раздраженно махнул рукой. Я буквально швырнула тарелки в раковину. Очень хотелось запустить ими Эрику прямо в голову.

Сдержаться мне удалось почти нечеловеческим усилием воли, но голос дрожал.

— Почему тогда ты едешь к нему?

— Хочу послушать, что он скажет.

— Единственное, что Петеру от тебя нужно, это деньги! Для этого вовсе не обязательно отправляться к нему. Это я тебе и так могу сказать.

— Разговор в таком тоне не имеет смысла.

Тарелка выскользнула из моих рук, и осколки полетели прямо в посудомоечную машину.

— Бинго! — крикнул Бастиан из гостиной.

Я не отреагировала. В моем организме бушевал адреналин. Эрик все-таки хорошо меня знал. Он напрягся.

— Господи, Симона, да что с тобой?

— Я не желаю, чтобы ты сегодня вечером ехал к Петеру, — ответила я резко. — Я не хочу, чтобы ты имел с ним какие-то общие дела! Понятно тебе, черт возьми? Я не хочу!