Рандолевый катран
Шрифт:
На поле он чувствовал себя хозяином жизни. Он мог обойти любого, вложить всю душу в удар, порвав сетку ворот, держать мяч несколько минут, никому не отдавая. Ничего не делая, прохаживаться по газону, пасуя мяч поперёк поля, Паша вызывал овации на трибунах, тогда как другому за такую игру досталось бы гневных свистков и матерков.
В сборной Паша вёл себя точь так же, как в родном "Житнике". Многие игроки не скрывали явной вражды, многие боялись Пашу. Бурый, не долго думая, мог заехать промеж глаз. Если не на поле, то у раздевалки без свидетелей.
Тренер
Бураков не имел тут друзей, пацанчик из родного клуба в сборной как будто надевал маску, исключающую всякую дружбу. Или снимал маску дружбы? Паша над этим не задумывался. Он играл, делая своё дело.
Однажды к нему подкатили вечерком порядочные люди. Они предложили промазать по воротам. Причём всенародно, чего Паша пережить не смог бы.
– Зачем вам это нужно? – спросил Павел, закипая. Он осматривался по сторонам. У стадиона был хлипкий заборчик, выдернуть штакетину из него не представляло никакого труда. Мысленно Бураков уже надавал по шеям мужичкам в приличных костюмах с широкими галстуками.
– Я, понимаешь, поспорил, что ты промажешь со штрафного. На тысячу баксов!
– И что? – Паша сделал шаг в сторону забора.
– Дело принципа. Я даю тебе три штуки баксов за пустячок.
– Дак ты же того, на две штуки влетишь! – Паша от удивления застопорился на одном месте. Ему оставался прыжок до забора, но просьба улыбчивого толстяка сбила с панталыку.
– Это моя проблема.
– Да.
– Да, – подтвердили сотоварищи в пиджаках.
– Ты бы это, – сказал Паша самому низкому, – пиджак зелёный надел бы.
– Зачем?
– Дак ходили бы как светофор: один жёлтый, другой малиновый, а ты был бы зелёным!
Пузырёк в бежевом пиджаке рассмеялся.
– Ну, Бурой, по рукам?
– А если не промажу?
– Тогда я влечу на штуку баксов.
– А я? Я, на сколько влечу?
– Лучше б ты не спрашивал, – вздохнул заводила толстяков.
– Лучше б ты не отвечал! – Паша присел на одной ноге, второй подсёк ноги говорящему. Удар под хлипкие коленки сшиб чудика в малиновом пиджаке с ног, подняв кучу пыли. Остальные двое раскрыли рты. Тем временем Паша метнулся к забору, выдрал штакетину и, не говоря ни слова, ухайдакал обоих типов от души.
Договаривающиеся стороны не смогли придти к общему соглашению. Побитые уехали молча, без угроз. Паша отряхнул штаны и ушёл домой.
В домашнем матче через два дня Паша пробивал штрафной, метрах в сорока пяти от ворот. Тренер кричал со скамейки, что бить по воротам не надо.
Паша отмахнулся, разбежался и закрутил мяч, стараясь обойти маковку вратаря, забить позорный для соперников гол. В момент удара, мяч почему-то срезался на кончике бутсы: получился замысловато странный перекрут. Мяч обошёл вратаря, влетел во внутреннюю сторону штанги и отскочил в поле.
Стадион ахнул. Раздались аплодисменты. Но Паша не поблагодарил трибуны, как это делал всякий раз при удачном ударе. Бураков разозлился,
Видя, как Бурый терзает футболистов: своих и чужих, от греха подальше, тренер поменял Пашу.
– У тебя уже три жёлтых карточки, остынь! – сказал он.
Паша хмыкнул, но промолчал. Тяжело дыша, он уселся на скамейку подальше от тренерского штаба. Снимая бутсы, Паша увидел причину неудачного удара. Оказалось, на правой бьющей ноге почему-то разошлась по шву новая кожа. Бутс расшатался на ноге и поэтому получился столь позорный, хоть и мастерски исполненный удар. Бураков с силой перегнул подошву – шов разошёлся окончательно.
После игры Паша дёрнул завхоза за шиворот.
– Кто мне подбанчил эту рухлядь? – он сунул под нос менеджеру команды порванный бутс.
Завхоз едва не задохнулся от запаха пота.
– Ты?! – продолжал наседать Паша.
– Это абсолютно новые бутсы. Я, я не понимаю, что случилось.
– У всех такие?
– Сменить нужно было только тебе, Паша. Я взял из заначки!
– Сколько лет твоей заначке?
– Да в начале сезона собрал на всякий случай.
– Вот он, случай-то и подвернулся, не так ли, козёл?! Я тя урою! – Паша, держа завхоза за воротник спортивной рубашки, ткнул его носом в стену.
Завхоз взвизгнул и тотчас захлопнул рот ладонью. Кричать себе дороже.
– Паша! Я в другой раз всё перепроверю на сто рядов! Но я не знаю, почему разошёлся шов! Не знаю!
– Ладно. Живи на этот раз. Но представь только, пораскинь своими куриными мозгами, что если бы это был решающий удар?
Завхоз промолчал, а Паша мысленно заключил: "Будь этот удар решающим, он стоил бы три штуки "бакинских рублей!"
Вечером у калитки возле самого дома его повстречал вежливый молодой человек.
– Можно автограф для сынишки?
– Что ты гонишь! Твой сынишка, ещё в твоих штанах болтается!
– Я для братишки.
– Не крути! Чего надо? От этих колобков пришёл? Я же сказал им, мне наплевать с кем они и насколько спорят! Так что, отдыхай, паренёк! – Паша отпихнул парня, прошёл к калитке.
– Вот, возьми! – парень протянул Паше конверт.
Паша машинально принял его. Осмотрев конверт: без адреса и штемпеля, Паша спохватился. Намереваясь заставить сожрать этого типа конверт, Бураков обернулся, но увидел только облачко выхлопных газов. Машина резко газанула и скрылась в цветущей улице.
– От – ыть, козлы! – выругался Паша. Конверт он вскрыл. Внутри лежала пачка сотенных американских долларов.
Как обещано: три тысячи и ни центом меньше.
Первым желанием Паши было сжечь эти деньги. Он давно бросил курить, поэтому не носил в кармане спичек. Бураков вошёл на веранду, сунул руку на притолоку над входной дверью. Коробок Тетери был на месте. Паша встряхнул его, пуст!
Он вошёл домой. Едва пересёк порог, на шею бросилась жена. Она обхватила Пашу бёдрами и прильнула губами к его к губам.