Раненые
Шрифт:
Я хочу, чтобы меня тошнило, но даже этот рефлекс застыл.
Хантер не пытается сделать все быстро. Абдул снова на ногах, прижимает к животу беспалую правую руку. Он теряет много-много крови. Думаю, он смертельно ранен, но Хантер еще не закончил. Он не говорит ни слова.
Хантер снова делает выпад, и я вижу, как предательски морщится его лицо, что говорит мне: он все еще чувствует боль, но отказывается позволять ей остановить или хотя бы замедлить его. Нож сверкает у груди Абдула, и генерал снова отступает. Губы Хантера изгибаются
Он сокращает пространство между ними и мощным ударом сбивает Абдула с ног. Хантер возвышается над ним и с торжествующей улыбкой смотрит вниз, но потом его лицо бледнеет, он покачивается и отклоняется назад, чтобы удержать равновесие. Он не видит, как Абдул протягивает руку, дотягивается до пистолета и хватает его. Я выкрикиваю предупреждения, но уже слишком поздно. Пистолет трещит, за этим следуют вспышки выстрелов, и Хантер хрипит, отворачивается и падает.
Кто-то кричит... думаю, я. Абдул откатывается, хватается за штаны и, спотыкаясь и истекая кровью, идет прочь.
Он не умрет, но ранен сильно; думаю, вернется он не скоро. Мои проблемы с Абдулом еще не закончились, но сейчас наступила передышка. Я позволила ему уйти и подползла к Хантеру. Пуля ранила его в бок, и я знаю достаточно, чтобы понять: эта его рана серьезнее всех остальных. Возможно, задет какой-нибудь орган или что-то вроде того. Не знаю. Знаю только, что рана серьезная.
Я плачу, прижимая руку к кровавому отверстию. Хантер протягивает руку к моей рубашке, лежащей рядом, и пытается прижать ее к ране, но потом теряет сознание. Я кричу, с силой прижимая рубашку к его боку.
Не знаю, что делать.
Я трясу его за плечи, трясу. Он приходит в сознание.
— Что мне делать? — молю я его.
— Нужен... доктор... хирург... кто-нибудь, — это я, слава Аллаху, понимаю.
Потом я ухожу, умоляя Аллаха, в которого я перестала верить еще девочкой. Я натягиваю на себя юбку, несусь в соседнее здание за рубашкой, чтобы прикрыться, а потом бегу в больницу, где осуществляю контроль рождаемости и проверку на заболевания. Она находится в нескольких кварталах от меня, но я добираюсь за рекордное время. На моих руках кровь.
Врач, которого я знаю лучше всего, мужчина по имени Хусейн, сейчас на дежурстве.
— Сабах! Что с тобой случилось? Ты ранена?
Я качаю головой.
— Нет, не я. Мой... мой друг. Пожалуйста, идем со мной. Ему нужна помощь.
Хусейн смотрит на меня с опаской.
— Во что ты меня втягиваешь?
— Доктор, пожалуйста. Вы же меня знаете. Я приходила к вам годами. Пожалуйста, помогите моему другу.
Выражение лица Хусейна меняется, и я понимаю, что бесплатно мне это не дастся. Иногда я плачу Хусейну деньгами, но я узнаю этот похотливый блеск в его глазах - на этот раз он потребует больше, чем динар. Он потребует меня.
— Вы получите все, что захотите, доктор Хусейн. Но пожалуйста, идемте.
Он кивает.
— Очень хорошо, Сабах. Позволь мне взять мою сумку.
Я веду его в мечеть, но останавливаю его, прежде чем мы войдем.
— Доктор, прежде чем вы увидите моего друга, я должна попросить... пожалуйста, просто оставьте это между нами. Это важно.
Хусейн щурится.
— Что-то мне подсказывает, что мне это не понравится. Но я здесь, а еще я давал клятву Гиппократа.
— Что?
Он качает головой.
— Клятва о том, что нужно помочь тем, кто нуждается в помощи. Но я не подвергну себя или свою семью опасности, Сабах. — Я киваю и веду Хусейна в мечеть.
Он тут же останавливается, когда видит Хантера.
— Американец? Ты с ума сошла, Сабах?
Я не могу ответить ничем, кроме шепота:
— Пожалуйста.
Хуссейн всматривается в мое лицо.
— Да поможет мне Аллах, Сабах. Ты с ума сошла. Ты его любишь.
Я трясу головой, но не уверена: я отрицаю то, что он говорил, или же отказываюсь отвечать. Хусейн лишь мягко выдыхает между толстыми мясистыми губами, почесывает густую бороду и опускается на колени рядом с Хантером. Хусейн поднимает его рубашку над раной и осматривает, прежде чем что-то сделать. Исследует рану пальцем, а потом поднимает Хантера, чтобы осмотреть спину.
— Что ж, пуля прошла насквозь, так что вынимать ее не нужно. Без нужного оборудования я не могу сказать, задела ли она что-нибудь важное, но судя по месту ранения могу сказать, что твой... друг в конце концов будет в порядке. Конечно, он уже потерял много крови, а еще у него масса других ранений. — Он поднял взгляд на меня. — Твой американец очень стойкий.
Он осматривает другие раны Хантера, очищает и перевязывает их так же, как и новую, а потом роется в своей сумке.
— Из-за этих ран на ноге распространяется инфекция. Ему нужны антибиотики.
— У вас они есть? — спрашиваю я.
Хусейн смотрит на меня, его губы трогает ухмылка.
— Да, но они дорогие.
Я вздыхаю.
— Понятно.
Хантер, который, как я думала, был без сознания, хватает Хусейна за запястье. Хусейн бледнеет и пытается освободиться, но я хорошо знаю мощь хватки даже ослабевшего Хантера.
— Нет, — говорит по-арабски Хантер. — Не так. Оставь меня больным, но не проси ее об этом.
— Хантер, пожалуйста, — говорю я на английском, — без лекарств ты умрешь!
Хантер смотрит на меня.
— Нет. Никогда. Не из-за меня.
Хуссейн встает и рукой указывает, чтобы я шла за ним на улицу.
— Это безумие, Сабах, — говорит он. — Если инфекцию не остановить сейчас, он может умереть. Или потерять ногу.
— Знаю, — говорю я. — Ему... не нравится мое занятие.
— Что ты собираешься делать?
— Ваша цена не изменилась?
Хусейн качает головой.
— Ты же знаешь, что нет.
— Прекрасно. Я не позволю ему умереть. Идем. — Я указываю на дверь дома.