Раненый камень

Кулиев Кайсын Шуваевич

* * *

Не пни вековые на выжженных склонах Я славлю чинару в побегах зеленых, И землю, ее вскормившую, И тучу, ее полившую. Не древнему руслу в сожженной долине Я кланяюсь речке, журчащей и ныне, И снегу, ее породившему, И морю, ее проглотившему. Перевел Н. Гребнев

ОБВАЛ

Дождь по ущельям бушевал,— Казалось, вдоль теснины Он промочил громады скал До самой сердцевины. Сорвавшись с черных облаков. Висел он над горами, Подобно тысяче орлов С шуршащими крылами. Гремел, шумел он, завывал Ста тысячами глоток. Хлестал Черекский перевал Ста тысячами плеток. Он гнал камней тяжелый вал По горному отрогу. Сбивал со склонов глыбы скал, Перерезал дорогу. В краю, лежащем между скал, Бывало так от века: Весенний дождь рождал обвал, На горе человека, В

ущельях свадьбы запирал И пастухов со стадом, Дороги он перерезал Коням и конокрадам. И все ж бедняк благословлял Беды своей свирепость: Обвал порою превращал Селенье горца в крепость. Перевел Н. Гребнев

ГРОМ

Две горы ли, две скалы ли Бьются лбами в этот час. Или вдруг с горы пустили Вниз по крышам тарантас? Первый гром грозы весенней Прокатился за горой, Как полки перед сраженьем, Скалы выровняли строй. Старикам в грозе весенней Видится огонь и дым. Грохотом былых сражений Вешний гром приходит к ним, Им мерещатся дороги И тревоги прежних дней, И дрожащие их ноги Шпорят вороных коней. Гром грохочет в отдаленье, Видится мальчишкам бой. Кажется им гром весенний Близкой пушечной пальбой Медленно рождая фразы, Вдалеке грохочет гром. Мне он кажется рассказом О грядущем и былом. Перевел Н. Гребнев

РУКИ ГОРЦА

Мгла над желтой чинарой, Над осенней листвой. Горец, труженик старый. Покачал головой. Сел он, седоволосый, Чуть сощурив зрачки, Положил он на посох Две дрожащих руки. Руки горца, знавали Вы счастливей деньки. Серый камень тесали, Закаляли клинки. Вы могучими были, И не так уж давно Вы пшеницу косили, Ворошили зерно. Вы и поле пахали С незапамятных дней И проворно седлали Самых лучших коней. Кровь водою смывали, Разрывали бинты. Голубиц обнимали Неземной красоты. Колыбели качали, И ласкали детей, И землей засыпали Опочивших друзей. Вы дома возводили, Превращенные в прах, Вы огонь разводили В ледяных очагах. Разгребали во вьюгу С гор скатившийся снег, Подвигали вы другу Свой последний чурек. Никогда не ленились, Не жалели щедрот, А теперь опустились. Кто вас в том упрекнет? Перевел Н. Гребнев

НАШИ ДОРОГИ

По равнинам и по скатам Вьетесь вы издалека, От гранита сероваты. Желтоваты от песка. Засыпает вас метелью Вот уже который век. Вы изогнуты в ущельях. Переломаны у рек. Где-то солнце камень старый Накалило в летний день, Где-то добрые чинары Путнику бросают тень. Утром здесь туман ложится, Пыль клубится в час дневной, Ночью гравий серебрится Под серебряной луной. Поздней осенью дороги Листьями покрыты сплошь, В мягких листьях тонут ноги. Ты по золоту идешь. На горе ли, под горою,— Павшие сто лет назад. Здесь под плитами герои Безымянные лежат. Здесь порой поют и плачут, По дороге с двух сторон Кто с веселой свадьбы скачет, Кто плетется с похорон. …Помню, по дороге старой Из далекого села Мать с корзинкой шла с базара, На спине меня несла. И от легкости корзинки И от тяжести нужды Матери моей слезинки На песке прожгли следы. По дорогам этим после Брел я сам, пуглив и мал, И копытцами мой ослик По сырым камням стучал. Пояса дорог старинных, Где зимой, который век. С веток падая, рябина Красит кровью белый снег, На своих потертых спинах Вы укачивали нас И на родину с чужбины Приводили в светлый час. Перевел Н. Гребнев

КЛИНОК И РОЗА

Где зелень пробивается сквозь камень И на плечи ложатся облака, Мне дорог розы красноватый пламень И лунный блеск холодного клинка. Родную землю просьбой беспокою, Я говорю ей тихо: — Не забудь, Когда умру, ты мне своей рукою Клинок и розу положи на грудь. Перевел Я. Козловский

У ОЧАГА

С гор возвратившийся сквозь проседь Зимы, когда летят снега, Любил отец мой бурку сбросить, Потом присесть у очага. И, цветом схожий с пастью волчьей, Огонь то злился, то смирнел. И на него отец мой молча, О чем-то думая, смотрел. О том ли думал он с тревогой, Что снег метет, — спаси аллах, Не разминулись бы с дорогой Охотившиеся в горах. Иль думал, как и все крестьяне, Он, возвратясь под отчий кров: Здоровы ль овцы на кутане? Кормов ли хватит для коров? Металось

пламя и сникало, Зардев на черной головне. Но черных дум не возникало В отцовской доброй голове. Мели снега жестокой доли, И помню, что огонь зачах. Но вот он вновь в балкарском доме Венчает каменный очаг. Горит очаг. Огнем объяты Дрова чинаровые в нем. Сижу, как мой отец когда-то. Задумавшись, перед огнем. Со мной отцовские тревоги И горы в дымчатых снегах. Я думаю о людях многих, О подвигах и о стихах. И кажется: ущельем горным Летит гнедой гривастый конь. Не предаваясь мыслям черным. Смотрю я молча на огонь. Перевел Я. Козловский

* * *

Тучи клубятся, по склонам кочуя. Белые горы, вы дороги мне. Белое утро, проснувшись, хочу я Белые горы видеть в окне. Чувству сердечному я покоряюсь, В Мекку ходивших понять не могу. Любящий родину, я поклоняюсь Горным вершинам в белом снегу. Перевел Я. Козловский

КИНЖАЛ

Ты, выкованный мастерами, Добру служил и злу служил, За что в аулах матерями Благословен и проклят был. Сражал врага земли родимой, Но и героя наповал Рукой злодейской иль ревнивой Ты, выхваченный, убивал. Кружился ворон над убитым, На весь аул рыдала мать,— Картинам этим незабытым Причастен ты по рукоять. И не тебя ль, когда был молод, Носил отец мой на ремне. Тобой в горах мой брат заколот, Два чувства будишь ты во мне. Двух этих чувств пойми причину И за нее не обессудь,— Тебя вонзала храбрость в грудь, А трусость всаживала в спину. Сталь боевая обнажалась, Холодная, была пряма, А в ней то солнце отражалось, То кровью запекалась тьма. То был ты славен, то ничтожен, В зависимости от того, Кто вырывал тебя из ножен И убивал тобой кого. Порой ты беден был, но страшен Своей чеканной простотой, Порой насечкой был украшен И рукоятью золотой. Но там, где рек кипят истоки, Тебя ковавший уповал На то, чтоб ты, судья жестокий, Безвинного не убивал. Но самому тебе учесть ли, Сколь раз в минувшие века Неволила, защитник чести, Тебя бесчестная рука. Я к равнодушным не причислен, Иную славу я стяжал. Ты дорог мне и ненавистен, Кавказский кованый кинжал. Перевел Я. Козловский

ОСЕНЬ В НАЛЬЧИКЕ

Дом построен, и вымыты окна, А каштаны в осеннем огне, И листвы первозданная охра Отражается в каждом окне. Стала липа медового цвета, Но глаза на мгновенье закрой — Оживет в ее шелесте лето И пчелиный клубящийся рой. То костер ли искрится пастуший Или рдеет кизиловый куст? Не спеши, приглядись и послушай: Схожа осень со зрелостью чувств. И задумчивость леса не в силе Даже ветер прервать до поры. Облака в холодеющей сини Как снега Безенгийской горы. Журавлей улетели станицы. Но светла и спокойна душа. Годы давние, словно страницы, Перелистываю не спеша. Вижу осень, и парк нелюдимый, И серебряный свет с вышины, И листок на коленях любимой, Как желтеющий отблеск луны. Перевел Я. Козловский

Я ВЕРНУЛСЯ С ГОР

Вдохнувший снега вечного И синевы озер. Домой июльским вечером Я возвратился с гор. Еще клубилось облако Косматое во мне, И с ветром рука об руку Я шел по крутизне. Где горизонта линия Лежит на гребнях гор, И солнцем был и ливнем я. Листвы вздымал шатер. Будила вновь заря меня, И в утренних лугах Нес вместе с косарями я Росу на сапогах. И там, где тропы вклинены В клубящийся туман, Я пил из кружки глиняной Целительный айран. Во мне звучали выстрелы, Цвели во мне, чисты. На каменистых выступах Рожденные цветы. Во мне вершины гордые Венчал весь звездный рой, Когда вернулся в город я Вечернею порой. Перевел Я. Козловский

В ДОРОГЕ

Кому не вспомнится в дороге Тепло родного очага? Уносит путь меня далекий, Степные выстелив снега. Степным захлестан я простором, Степную ширь вбирает взгляд. И мысленные перед взором Нагорья отчие стоят. И сердцем зрячим, не иначе, Сквозь версты вижу пред собой Поднявшийся, как хвост кошачий. Дым над родимою трубой. Лежат снежинки на пороге, Калитки звякнуло кольцо. Мне мама вспомнилась в дороге, Ее глаза, ее лицо. Все сон напоминает, правда. Огонь в камине виден мне, И перед ним взлетает плавно Тень колыбели на стене. В дуге степного окоема. Сквозь ветры и летящий снег, Я чувствую дыханье дома,— Уж так устроен человек. Одолеваем расстоянья И словно предаемся снам. И резче тем воспоминанья. Чем тяжелей в дороге нам. Перевел Я. Козловский