Раненый
Шрифт:
— Я нужна здесь.
Драко чувствует, как что-то холодное медленно проникает в его сердце. Он не знал, что так бывает. Чтобы голос звучал так спокойно, просто и буднично, когда его самого трясёт каждое отдельно взятое мгновение. Её ответ правдив, но не даёт никакой конкретной информации.
Снейп поставил бы тролль, не задумываясь.
— Почему ты не с Поттером? Почему не сражаешься?
— Здесь я могу помочь. Я нужнее здесь, чем там. Они бы не справились без меня.
Больше всего Драко удивило бы то, как искренне Грейнджер отвечает
Удивило бы — если он ещё мог удивляться.
Она наконец поворачивается к Драко и смотрит ему в лицо.
— Ты жив, Малфой. Хоть это пока и не напоминает жизнь. Но ты, по крайней мере, можешь узнать, что там впереди, — она неопределённо качает головой, и Драко кажется, будто она имеет в виду кого-то конкретного: — В отличие от многих.
Она задумчиво улыбается, а Драко хочется спросить: что, если впереди ждёт только худшее? Что, если он не жив, на самом деле, а просто дожидается своей очереди на смерть? На боль? На разрушение?
Ему кажется, что Грейнджер промывает его открытые раны.
Её слова вроде бы приносят облегчение, но оно сокрыто за невыносимой болью.
И желанием разделить эту боль.
***
Он открывает глаза и считает секунды.
Он считает, сколько раз целительницы открывают и закрывают окна.
Считает, сколько раз солнечный луч попадает на одеяло у его правой руки.
А потом у левой.
Драко садится.
Сначала спиной к палочке, а затем — испытывая себя — лицом. И считает, на какое время у него хватит сил и терпения, чтобы просто смотреть на неё.
На самом деле, ему уже не больно.
Болят запястья, ладони, пальцы и, кажется, даже ногти. Временами раскалывается голова. Иногда пронзает спину.
Метка горит всегда.
Но вот внутри обосновалась тихая, ничем не замутнённая пустота. Ему кажется, что Грейнджер своими разговорами пересекла какую-то грань, о которой раньше он и не подозревал. Он пытается думать, пытается вспоминать. Когда не выходит — отчаянно старается ненавидеть.
Её — за то, что приходит и ведёт себя как ни в чём не бывало. Лечит его, кормит, наводит порядок. И беспрерывно что-то мурлычет себе под нос. Позже Драко понимает: она делает это, чтобы не заснуть.
Тогда он старается ненавидеть себя — за то, что оказался в таком положении. За то, что ничего не помнит и, главное, ни на что не способен. Но он Малфой — он не может быть виноват.
Остаётся направить всю свою энергию — отрицательную, конечно, но другой и нет, — на ненависть к войне. Страшной, беспощадной… И далее по списку.
Драко выдыхается слишком скоро. У него нет сил, нет эмоций, нет жизни.
Прямо как говорила Грейнджер.
Спустя несколько дней Драко осознаёт, что кое-что меняется.
Теперь он хочет остановить Грейнджер каждый раз, когда она пересекает порог и взмахивает палочкой, не тратя ни секунды. Он хочет мирно и тихо начать разговор, когда она прикасается к нему. Он хочет услышать её голос, когда она задумчиво щурится, вглядываясь в его раны.
—
— Ты же разминаешь ноги каждый день? — это даже не вопрос, поэтому она не ждёт ответа, а тут же переходит к кормлению.
— Ханна придёт вечером, чтобы помазать… — Драко переводит дыхание и молчит, ожидая продолжения, а когда слышит его, предпочитает не реагировать. — … метку.
Она собирает вещи и уходит. Только осматривает комнату напоследок, ни на секунду не зацепившись взглядом за Драко, как будто он — лишь один из предметов интерьера.
Следующие две недели Драко всё чаще проводит ночи без сна. Сначала раздумывает о том, что Грейнджер, должно быть, привыкла к тому, что он молчит, и теперь больше не ожидает ответа. А потом вспоминает её дрогнувшие пальцы, скользнувшую по губам неловкую улыбку, нарочито расправленные плечи, и приходит к выводу, который должен был быть очевиден с самого начала.
Гермиона Грейнджер всё-таки нервничает в его присутствии.
***
В этот раз всё идёт не так с самого начала.
Когда она заходит, Драко сидит, опираясь локтями о колени, но, услышав звук, резко поворачивается всем телом в сторону двери, Грейнджер не ожидает этого, поэтому мешкается на пороге. Первое заклинание действует лишь на пару секунд позже обычного, но этого достаточно, чтобы изменилось всё.
Во-первых, она здоровается с ним:
— Доброе утро, — и тут же осекается.
Но его тело уже ловит сигнал и реагирует не самым обычным образом. Впервые за долгие месяцы Драко пытается встать. Просто внутри распрямляется пружина, которую сжимали очень долгое время, возможно, с самого детства.
Ноги, само собой, не выдерживают. Колени подгибаются почти сразу, но и Грейнджер реагирует молниеносно: момент — и она уже держит его, скрестив руки за спиной, а Драко практически висит на ней, не имея возможности даже ухватиться и помочь самому себе.
К счастью, ещё через мгновение усилиями Грейнджер он оказывается на кровати, а она — напротив, тяжело вздыхает и смотрит на него ошарашенно. В её глазах — немой вопрос, который явно готов обрести форму, но Драко чувствует жгучее желание предотвратить это.
Он поддаётся вперёд — Грейнджер дёргается назад, но он — к их общему удивлению — оказывается быстрее. Его губы едва ли касаются её рта, но именно это даёт Драко ещё одно лишнее мгновение. Грейнджер замирает. Он успевает подумать, почему же она настолько заторможена: это шок или усталость?
Драко пользуется ситуацией и крепко прижимается к губам Грейнджер, не задумываясь о том, что бывают хорошие и плохие поцелуи, и даже не чувствует особого наслаждения.
А затем понимает, что Грейнджер не пытается вырваться — хотя бы потому, что он и не удерживает её. Она всё ещё там, рядом с ним. И она отвечает на поцелуй.