Раненый
Шрифт:
— Я откажусь, — скупо роняет он, но противореча своим словам крепче сжимает палочку в руке. Это не укрывается от взгляда Грейнджер.
Она молча пересекает комнату и садится рядом с Драко, так что край её яркой мантии касается его бедра. Он не шевелится и следит за каждым её движением.
— Послушай, Малфой, — так обычно начинаются нравоучения. — Что ты вообще знаешь об Адском пламени? — она, конечно, не даёт ему ответить. — Впрочем, много знать и не нужно. Это тёмная магия. Поэтому твои раны — не просто ожоги. Ожоги можно залечить, переломанные кости срастить, порезы
Она смотрит на него ожидающе, и Драко лишь пожимает плечами. Она кивает, будто этого хватает, а затем переворачивает руку ладонью вверх и кладёт её на одеяло, молча глядя на Драко. Она не просит, не требует и даже движения её настолько мягкие, будто дают полную свободу действий. Но Драко знает, что означают этот жест и этот взгляд.
В этот момент время будто завихряется и меняет свой ход.
Сначала всё происходит слишком быстро: Драко не задумываясь перекладывает палочку ей в руку, ощутимо касаясь ладони пальцами, и…
Время замедляется.
Секунды не торопятся перетекать в минуты, а те тянутся невероятно долго, но Драко не мучается. Он абсолютно спокоен и расслаблен, в его голове лишь одна мысль, один образ.
Сейчас Грейнджер сожмёт палочку и уберёт её в свой невероятно большой карман — Драко подозревает, что здесь замешены чары незримого расширения, — и он не факт, что когда-либо снова увидит её.
Или даже их обеих.
Это видение так глубоко в его голове, что Драко даже и предположить не может, что существуют другие варианты. Грейнджер попросила у него палочку. Он её отдал. Она заберёт её.
И он даже не винит себя за это, а просто сидит и бесконечно долго смотрит на Грейнджер. Какая-то секунда всё-таки становится последней, аномалия заканчивает, время вновь обретает свой ход. Грейнджер протягивает руку, слегка перегибаясь через Драко, и кладёт его палочку на тумбочку, где она и пролежала последние месяцы.
А потом Грейнджер разворачивается к нему всем телом, опускает руки ему на плечи и приближает своё лицо к его.
Сперва Драко чувствует тепло её кожи, а потом мягкое касание, когда ему в щёку утыкается её нос. Между их губами сохраняется минимальное расстояние, и Драко сам сокращает его, подаваясь вперёд. Грейнджер шумно выдыхает, вероятно, у неё сбивается дыхание, и её руки обнимают его за шею.
Драко тепло.
Тепло, мягко, хорошо, уютно…
Тонкая кожа на ладонях слишком чувствительна, и прикосновение к жёсткой мантии ранило бы, поэтому Драко не задумываясь пробирается под целительскую мантию и располагает обе руки у Грейнджер на талии, и тотчас ловит ртом её вздох.
Он не знает: сама ли Грейнджер прижимается сильнее или это он притягивает её.
Она чередует поцелуи, касаясь губами то верхней, то нижней губы, иногда едва заметно прикусывая, а иногда — проводя по губам языком. Драко ловит её темп, впитывает каждое движение, пытаясь
В этот раз удовольствие почти болезненное.
Грейнджер невероятна. Поцелуи — ещё один предмет, по которому она получила бы «Превосходно». Но в этот раз Драко чувствует, что ему не нужно гнаться за ней и стараться удержаться на том же уровне. Впервые в жизни Грейнджер не доминирует над ним — и ему это нравится.
Драко жадно разглядывает её, когда она отстраняется. Мантия сползла с левого плеча, губы припухли, лицо слегка покраснело и взгляд… горит.
Сильнее, ярче чем обычно.
Когда она выходит из комнаты, Драко ловит себя на том, что любовался ею.
***
Он прислоняется лбом к прохладному стеклу, старясь собраться с мыслями.
За окном накрапывает дождь, и разноцветные листья размякают и мешаются с травой и грязью. Небо затянуто тучами. Капли мерно стучат по стеклу, и Драко старается сфокусироваться на этом звуке, но от этого становится лишь тяжелее.
Он хочет пить.
Мерлин, он давно не испытывал такой жажды.
Возможно, это как фантомная боль. Ночью ему снова снилась Выручай-комната, и даже теперь предсмертный крик Крэбба всё ещё стоял в ушах, а тело горело от жара Адского пламени. Ему нужно лекарство, зелье, заклинание и… вода.
Когда Грейнджер заходит, Драко моментально разворачивается к ней, игнорируя изумление проступившее на её лице.
— Воды, — требовательно просит он, но, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, добавляет: — Пожалуйста.
Пока он жадно пьёт, Грейнджер подготавливает нужные зелья и мази, накладывает подогревающие чары на его обед и садится на кровать, ожидая, когда Драко закончит.
Ему требуется ещё три стакана, только тогда становится немного легче.
— Сегодня надо обработать твою спину, — Грейнджер жестом показывает ему, чтобы он снял футболку.
Мазь охлаждает, жажда несколько отступает, и Драко чувствует себя намного лучше, однако страшные воспоминания в его голове становятся всё ярче. Это нарастает с каждым днём, однако новых не прибавляется. Между ним и его памятью всё ещё существует какой-то барьер, который не даёт просочиться ни одному образу, и Драко мучается от того, что не знает, чем должен заканчиваться его сон.
Он сидит спиной к Гермионе, пока она лёгкими и уверенными движениями, растирает его спину, проверяет заклинанием позвоночник, и задерживает ладони на плечах явно чуть больше, чем требуется. Драко понимает, что если не спросит сейчас — не сделает этого никогда.
Он откашливается, и Грейнджер замедляется, чувствуя, что он хочет что-то сказать.
— Ты говорила, что Гойла спас Поттер.
В палате повисает плотная тишина, которую нарушает лишь мерный стук капель за окном. Спустя некоторое время по вздоху Грейнджер Драко понимает, что может продолжить.
— Я бы хотел знать, кто спас меня, — ровно произносит он.
— Рон пытался, — Драко готов поклясться, что сердце Грейнджер пропускает удар. — Но я закончила то, что он начал.
Он пока не до конца понимает, что это означает, но следующий вопрос сам срывается с языка: